Воронограй. Русский Савонарола. Н. Лихарев

со стены, сама твердо пошла впереди.

      За нею две боярыни повели под руки плачущую Марью. Две другие мамушки несли на руках ребятишек.

      Остававшиеся боярыни, мамушки и девушки, плача и причитая, пошли провожать до двора обеих княгинь.

      На дворе уже все было готово к отъезду.

      Опять отворились ворота золоченой решетки Васильева двора.

      Только не добрых гостей они выпускали на этот раз. Не с добром эти гости приезжали, не на доброе и теперь ехали.

      На царском дворе остались только холопы Старкова и Друцкого. Надо было еще до утра покараулить, чтобы не поднял кто переполоха на Москве.

      Опустели царские горницы. Двери повсюду открыты настежь, со столов сдернуты дорогие скатерти, на стенах не видать икон в золоте и каменьях. В опочивальне Василия все вверх дном поставлено, все перерыто и разбросано. На полу валяется несколько кафтанов дорогих, шапки меховые. На столе, где третьего дня беседовал великий князь с митрополитом Ионой, рассыпан мелкий жемчуг.

      Разрыта постель Василия – и ее не пощадили холопы, усердно разыскивая для Дмитрия спрятанные драгоценности.

      Две восковые свечи догорают на столе. При их мерцающем свете картина разрушения и грабежа выглядит еще безотраднее.

      Разбитые ларцы и скрыни, разорванные одежды… Вон валяется на полу старая икона с потемневшим ликом. Ризы на ней нет: кто-то кощунственной рукой надругался над святыней.

      Словно ураган пронесся над великокняжескими хоромами, перебил, переломал, перепортил все и унесся дальше.

      Словно хищники-татары побывали в этих горницах, только они так умели хозяйничать.

      Не видать никого и из челяди. Всех почти забрал с собой Дмитрий. А тех, кто не хотел было ехать, связали да по конюшням рассадили.

      Вернется, мол, завтра государь и великий князь Дмитрий Юрьевич к себе во дворец из обители – пусть полюбуется верными слугами.

      Только немного было таких.

      Вернее всех оказался боярский сын Захар, да и тот теперь не мог бы побежать да поднять тревогу. Лежал он на заднем дворе, прямо на снегу, давно уже безмолвный и недвижимый.

      Как съехал со двора поезд Дмитрия да затихло все вдали, людишки Старкова да Друцкого в свою очередь пробрались в царские покои.

      И на их долю пришлось немало из того, что было брошено или не замечено.

      Ночь подходила к концу.

      В восьмом часу утра, только что рассвело, на всех колокольнях кремлевских церквей и соборов ударили в набат.

      Тревожно и жутко прозвучали в воздухе первые удары.

      Раз… раз… раз…

      Бояре Старков, Друцкой, Никитин и другие созывали народ на Красную площадь.

      Проспали москвичи своего великого князя.

      Раз… раз… раз…

      Москва заволновалась.

      Разное толковали жители, но никак еще не могли догадаться, в чем дело.

      А кремлевские колокола гудят не переставая.

      Раз… раз… раз…

      Тревогой и смутой запахло в воздухе.

      Через