Помоги ему, Господи. Валентина Викторовна Астапенко

губами. Кто же, кто у меня? Сын? Дочь? Доченька! И первая мысль – какая радость для Толи! Он давно уже выбрал ей имя – Катерина.

      Только через два дня обещали принести кормить. Всё изболелось у меня за эти сорок восемь часов: «Как она там, моя дорогая малышка? Не болеет ли? Не плачет ли? Не голодна ли? И вообще, какая из себя?»

      До первого кормления – ещё целых два часа! Заныло сердце: пробудилась тревога. Час. Тридцать минут. Пять минут. Еле сдерживаю волнение – несут мой драгоценный свёрточек. Чувствую, как у меня дрожат руки и губы. И вот, наконец-то, у груди лежит наша дочушка. Моя и Толина. Я ласкаю её нежными взглядами и что-то шепчу хорошее, сладкое.

      …Катюшка была здоровенькой, хорошо прибавляла в весе. Это радовало. А я из-за осложнения неделю провалялась в кровати. Как завидовала тем, кто в первый раз чуть ли не ползком слез с больничной койки. Оказывается, какое же это счастье – ходить! Захочешь – медленно, а пожелаешь – быстро. На собственных ногах!

      Не могла дождаться разрешения врача. Наконец с трудом приподнимаюсь на локтях и аккуратно ставлю ноги на пол. Люди, я почти отлично стою! Правда, смешно и обидно до слёз: похожа на только что родившегося телёнка. Держась за спинку кровати, сделала первый шаг. Током ударило по ногам. Закружилась голова. С трудом, но устояла. Шаг за шагом передвигалась по палате. Долго, с наслаждением.

      К ночи поднялась температура. Постоянное недосыпание, почти непрерывный плач детей в расположенной рядом комнате тупо давили на утомлённый мозг. Не знаю, почему – то страх обуял меня: а вдруг не выживу? Эта гадкая мыслишка больно стучала по вискам. И с каждым днём всё сильнее. Впервые за время пребывания в роддоме появились тайные слёзы.

      А вскоре приехал с практики Толя. Стоит у окна, улыбается. Довольный. Я смотрю на него и чувствую, как хандра начинает отступать. Показала в окно наш свёрточек… Но муж ушёл, и опять стали мучить страшные мысли. Температура не спадала. Я впала в безнадёжное отчаянье и замкнулась в себе. Единственным желанием было выспаться. Хотя бы забыться на мгновение. Но сна не было. Попросила снотворное – не дали. Вскоре заболела грудь. Ребёнка временно перестали носить на кормление. Всё это копилось в какой-то огромный узел. Нервы на пределе. Забыла напрочь обо всём на свете: о муже, друзьях, родных, институте. Пропал аппетит. Через силу толкала в рот еду, хотя бы ради того, чтобы не исчезло молоко. Постепенно уходила в свою скорлупу.

      Но однажды лечащий врач сказала: «Да у Вас совсем неплохо, дружочек мой! Скоро домой пойдёте». Я гляжу на неё и не верю своим ушам. Чуть не бросилась ей на шею!

      Видимо, от нахлынувшего волнения поднялась температура. Но я встала, чтобы съесть яблоко: пробудился зверский аппетит. Не терпелось сообщить о выписке родным.

      И вот мы едем в такси. С доченькой. Настроение преотличное.

      …А дома наша малютка почему-то разревелась. И уже не переставала плакать ни днём ни ночью. Голова моя будто наливалась свинцом и готова была лопнуть от барабанной дроби в висках. Опять поднялась температура. Испугалась, что теперь никогда