Избранники вечности. Книга 1. Смерть – это лишь начало. Гай Северин

Тем не менее, мои аргументы выглядели весомее, факт пиратского захвата казался налицо. Я не сомневался, что весы Фемиды с каждым днем все сильнее склонялись в пользу моего доверителя, и уже мысленно представлял, как отпраздную победу.

      Однако, как ни готовился я пожинать лавры победителя, в финальный день судебного заседания судьба сыграла злую шутку. Конечно, по прошествии лет, я смог на все посмотреть иначе. Суть и детали процесса сейчас совершенно не имеют значения. Но то, через что мне пришлось пройти, болезненные уроки, скорее, можно назвать подарком Судьбы, великолепной тренировкой характера. Ведь все серьезные препятствия, которые она в дальнейшем передо мной ставила, не ломали меня, а закаляли, заставляли брать вершины круче, расти над собой, и, наконец, сделали тем, кем я стал.

      Но все это пришло потом, а тогда, одетый в новенький костюм, готовый к минуте славы, я говорил с трибуны заключительную речь. Однако, когда уверенный в победе, усаживаясь на место, я столкнулся взглядом с Гринбергом, сердце почему-то екнуло. Он посмотрел снисходительно-насмешливо, а ведь должен бы уже посыпать голову пеплом.

      Финальное слово противника стало не просто неожиданностью. Все казавшиеся нерушимыми доводы он легко смешал с землей. Складывалось впечатление, что в предыдущие дни прений хитрый еврей просто играл в кошки-мышки, позволяя наивно на что-то надеяться.

      Он уничтожил нас, буквально раздавил. Великолепно владея тонкостями Кодекса Наполеона, как до сих пор неофициально назывался Гражданский кодекс Франции, а также другими постановлениями, законами и подзаконными актами, он не оставил мне ни малейшей возможности. Чувствовал я себя так, словно меня, как попавшегося воришку, на глазах гогочущей толпы прилюдно высекли на базарной площади. До сих пор от позорных воспоминаний горчило во рту, тогда же я чувствовал себя с головой втоптанным в грязь. Еще до вынесения судом окончательного вердикта, я прекрасно видел, что у нас не осталось ни одного шанса. Только врожденная гордость и самолюбие не позволили малодушно бежать из зала до окончания заседания.

      Конечно, решение было вынесено полностью в пользу Муцио, мы проиграли. Возникло страшное желание немедленно напиться, лишь бы хоть как-то, пусть на время, забыть о своем унижении.

      Месье Лавассер обошелся без упреков. Он даже предположил, что оппонентам удалось купить судью, но я-то прекрасно понимал, что их победа заслуженная. Поэтому, когда он предложил подать апелляцию, я, собрав остатки ума и мужества, посоветовал обратиться к одному из моих более опытных коллег, однако честно предупредил, что не вижу в этом смысла. Добил меня в итоге сам Гринберг, встретив в коридоре. Придержав за руку, когда я хотел проскочить мимо, он назидательно произнес:

      – Молодой человек, адвокатура – явно не ваша стезя. Если уж вам так жаль средств, затраченных на образование, станьте нотариусом, что ли, или в полицию можно пойти служить.

      До сих пор горжусь, что я смог сдержаться, лишь коротко бросил ему:

      – Оставьте