Архив. Ключи от всех дверей. Виктория Шваб

ко мне. Шатаясь, я поднялась на ноги и пятилась, пока не уперлась спиной в изваяния горгулий. Каменные конечности вдруг ожили, схватили меня за руки и за ноги, обвились вокруг талии. Я старалась вырваться, но каменные пальцы сжимались все туже, до хруста костей. Я с трудом сдерживала крик.

      – Но не волнуйся, – Оуэн погладил меня по голове и запустил пальцы в мои волосы. – Я освобожу тебя.

      Он провел тупой стороной ножа по моему телу, ткнул острием между ребрами и надавил. Нож прорезал рубашку и ранил кожу. Я зажмурилась, пытаясь отстраниться, пытаясь проснуться, но Оуэн крепко держал меня за волосы.

      – Открой глаза, – велел он.

      Я повиновалась. Его лицо оказалось в нескольких в дюймах от моего.

      – Зачем? – прохрипела я. – Чтобы я увидела правду?

      Его улыбка превратилась в хищный оскал.

      – Нет, – сказал он. – Так я смогу увидеть, как в них погаснет жизнь.

      И затем вонзил нож в мою грудь. Я резко села. В комнате было темно. Одной рукой я вцепилась в рубашку, вторую прижала ко рту, пытаясь заглушить вырвавшийся крик. Я знала, что это сон, но он был пугающе реалистичен. Все тело изнывало от боли, словно я и в самом деле упала с высоты. Словно каменные чудовища и вправду держали меня как в тисках. Острая фантомная боль поселилась в груди, в том месте, куда вошел нож. Мое лицо взмокло, но я не могла понять: слезы это или пот. Или и то, и другое. Часы показывали без четверти час. Казалось, я разваливаюсь на части. Я подтянула колени к груди, уткнулась в них подбородком и попыталась выровнять дыхание.

      В дверь постучали.

      – Маккензи, – послышался тихий голос папы. Я подняла глаза. Дверь приоткрылась, и в полоске света, льющемся из родительской спальни в коридор, я увидела его силуэт. Он вошел и сел на край кровати. Я возблагодарила темноту, скрывающую мое лицо.

      – Что случилось, милая? – прошептал он.

      – Ничего, – ответила я. – Прости, если разбудила вас. Просто плохой сон.

      – Опять? – спросил он мягко. Уж очень часто меня стали мучить ночные кошмары, и мы оба это понимали.

      – Пустяки, – отмахнулась я, стараясь, чтобы мой голос звучал беззаботно.

      Папа снял очки и протер их футболкой.

      – Знаешь, что твой дедушка говорил мне про плохие сны?

      Я знаю, что дед говорил мне, но сомневаюсь, что папе он говорил то же самое, поэтому покачала головой.

      – Он уверял, что плохих снов не бывает. Есть просто сны. А когда мы называем их плохими или хорошими, то сами придаем им это значение. Знаю, это вряд ли поможет, Мак. Знаю, что легко об этом рассуждать, когда ты уже проснулась. Но беда в том, что сны застают нас безоружными.

      Боясь сказать что-нибудь не то, я просто кивнула.

      – Хочешь… поговорить об этом? – Он имел в виду не себя и не маму. Он имел в виду психотерапевта. Вроде Коллин. Но людей, желающих проникнуть в мою голову, и так больше чем достаточно.

      – Нет. На самом деле, я в порядке.

      – Уверена?

      – Да, – я снова кивнула.

      По его глазам я видела, что он хотел бы поверить, но не верит, и мое сердце сжалось.