Флердоранж – аромат траура. Татьяна Степанова

приснился, – Катя отворачивается, прячась в подушку, как в норку, – мерзкий.

      – Про что? – осведомляется Кравченко. – Если про покойников, то уже в руку, к перемене погоды. Ночью такая грозища была. Я в четыре вставал, балкон закрывал, чтобы нас не залило.

      – А я не слышала грозы.

      – Конечно, не слышала, ты, солнце мое, спала – из пушки не разбудишь.

      Катя только вздыхает, прижимается к нему – все-то он выдумывает, драгоценный. Вчера они легли поздно, а уснули еще позже. Вчера было воскресенье. Они провели его за городом, у отца Кравченко на даче. Купались, загорали на пруду. Вечером жарили шашлыки в саду под старыми липами. В саду возвышался древний турник, висел старый гамак и круглилась выпуклая клумба, а на ней заглушенные травой многолетники – «разбитое сердце» и пунцовые турецкие гвоздики. И еще огромные маки, которые выросли сами собой из семян, взявшихся неизвестно откуда. «Драгоценный В.А.» уверял, что это не кто иной, как он закопал весной на клумбе маковую сушку, и вот она бурно взошла и зацвела назло всем указам против наркоты.

      Маки могли перекочевать в кошмар с дачной клумбы. А вот поле… На даче не было полей: только лес да пруд, выплеснутый за выходные купальщиками из своих топких травяных берегов.

      Кравченко полежал, повздыхал, поохал, потом, расчувствовавшись, чмокнул Катю в плечо и, наконец, оторвал себя от кровати. Через минуту он уже громыхал в лоджии гантелями и компактной штангой – самым последним своим увлечением в нелегком деле бодибилдинга. Прошлое увлечение – складной силовой тренажер – пылилось в кладовке.

      – Где моя майка? – крикнул Вадим с лоджии.

      – Там, – ответила Катя, закрывая глаза, чувствуя сон и усталость во всем теле. «Я же так быстро бежала, за мной гнались…»

      Она вздрогнула, проснулась во второй раз и села на постели. Все чушь. Дурацкие сны.

      – А я, между прочим, есть хочу! – оповестил Вадим. После душа он растирался суровым полотенцем, полируя льном свое сильное тело. – Только твои овсяные хлопья я все равно есть не буду.

      «Надо вставать, – подумала Катя. – Сегодня опять понедельник. И уже почти середина лета». Кравченко раздвинул шторы, но в комнате светлее не стало. За окном было серо и пасмурно.

      – Удивительно, но я правда не слышала грозы, – сказала Катя за завтраком.

      – А по-моему, ничего удивительного в этом нет, – Кравченко самодовольно усмехнулся.

      Катя погрозила ему пальцем – но-но! Без этого. Вчера и так легли поздно. После купания, шашлыков и бутылки «Твиши» у драгоценного буйно взыграл темперамент. Ночью было все очень хорошо. Можно было даже сказать, что Катя заснула вполне счастливой. Так отчего же под утро ей приснился этот странный кошмар?

      – Ну? И чем сегодня займешься? Снова спасением мира от глобальной катастрофы? – спросил Кравченко, принимая из заботливых рук жены уже пятый бутерброд.

      – У нас брифинг сегодня в одиннадцать по итогам. – Катя чувствовала, что уже твердо стоит обеими ногами