За сокровищами реки Тунгуски. Максимилиан Кравков

печать – отмыкаем замок.

      В полутьме высокого, затемненного железными шторами зала неясно поблескивали ряды стеклянных цилиндров с заспиртованными препаратами. Через комнату тяжело навис растопыренными костьми скелет морской коровы, истлевающий памятник однажды угасшей жизни, такой непохожей на нашу.

      Позванивая ключами, я направился отпереть парадную дверь, когда изумленный голос Сережи окликнул меня.

      – Смотрите… это что?

      С неделю тому назад, за отсутствием места в кладовых, мы поставили в вестибюле несколько статуй, привезенных мной из Трамота. Так и высились с тех пор три гипсовые фигуры у двери, как три холодных швейцара. Сейчас весь пол вокруг них был усыпан раздробленным гипсом. У юноши с диском одна рука отвалилась, и торчал из плеча безобразный железный прут, словно обнажившаяся кость. Фавн, играющий на свирели, и девушка с урной стояли изувеченные таким же манером, однорукие, точно скрывшие боль под каменной маской.

      – Что за дьявол, – открыл я глаза, – смотри-ка… у всех по руке отпало…

      Сергей был подавлен.

      – Ничего не понимаю, – вздергивал он плечами. – Что… такое?!

      Кто мог это сделать? Когда? Наконец, зачем?! Не могли же руки отломиться сами?!

      Я внимательно исследовал статуи.

      – Погоди… смотри на этот излом… Почему он пропитан влагой? Пахнет уксусом. Вот так история!

      Выше отлома глубокие вдавлины истерзали гипс, как следы зубов.

      Я набил свою трубку, отошел, закурил и сел.

      – В чем же дело-то, – обескураженно приставал Сергей, – твои предположения?!

      – Единственно: эти граждане ночью повздорили и перекусали друг друга…

      – Иди к черту, – обиделся Сергей, – балаганщик!

      Как-то и не заметил я подошедших Букина и Жабрина. Букин рассердился, вспылил. Жабрин очень испугался и сразу сделался каким-то официальным.

      – Поручай вам охрану музея, – кипятился старик, – тары-бары – это мы умеем! А под носом черт знает что происходит!

      Потом поразобрался и, как говорят, отошел.

      – Хорошо, что дрянь испорчена, – успокаивался он, – гимназические модели… А ведь у нас мрамор есть… ценный…

      Жабрин тоже осмелел. Нюхал отбитые куски, кажется, даже лизал.

      – А знаете, товарищи, – объявил он, – эти статуи кто-то облил уксусной кислотой. Кислота разъела гипс, и он за ночь отвалился.

      Объяснение было правдоподобно. Начали вспоминать. Последняя экскурсия ушла вчера поздно, уже начало смеркаться. И экскурсия-то была из какого-то детдома. А мальчишки особое, и притом озорное, внимание всегда уделяли нашим статуям. И был даже случай, когда Аполлона однажды украсили старой прорванной шляпой. Естественно, что и нынешний казус можно было объяснить скверным хулиганством какого-нибудь озорника. Тем более, что в толкотне татарчонок наш легко мог и недосмотреть за всеми. На том и покончили. Разбитые статуи решили убрать, а татарчонку сделали строгий наказ за посетителями смотреть в оба.

      – Знаете, Юрий Васильевич, – говорил я Букину, поднимаясь с ним в верхний