Третий всадник мрака. Дмитрий Емец

Даф.

      – О, солнце мое, я люблю тебя! Дай мне поносить свои крылышки! – сказал он голосом, возможно, чуть более глухим, чем это сделал бы реальный Мефодий.

      Ощутив, что заврался, суккуб проницательно взглянул на Даф и поправил голос.

      – Так как насчет, извиняюсь, крылышек? Поносить дашь? А я тебя за это, возможно, поцелую. А, возможно, и не поцелую! Такой вот я переменчивый!

      Даф рассвирепела. Очарование исчезло. К тому же она все еще продолжала использовать истинное зрение, и сквозь образ Мефодия нет-нет да проступал гнусный облик Хныка.

      – Перестань лезть в чужие дела! Еще один вяк в этом духе, и я… – пригрозила она.

      Суккуб захихикал (или, точнее, «захюхюкал»), довольный, что вывел ее из себя. Всерьез получить крылья Даф он в данный момент не надеялся, а лишь глумился, следуя давней привычке.

      – Ну-ка, ну-ка! Что же ты, противнюшечка, со мной сделаешь? Натравишь котика? Прогонишь звуками флейты? – с издевкой спросил он.

      В отличие от комиссионеров суккубы не слишком боялись маголодий. Нет, они, разумеется, исчезали, когда их изгоняли, но уже через пару минут возвращались вновь как ни в чем не бывало.

      Даф задумчиво куснула заусенец на большом пальце.

      – Зачем же сразу флейтой? Есть и другие способы, – сказала она и, отступив назад, что-то зашептала.

      – Шепчи-шепчи! На меня заклинания не действуют! – со смехом сказал Хнык.

      Он продолжал издевательски подпрыгивать и кривляться, но делал это все менее уверенно. На лице медленно проступала тревога. Затем он остановился и уставился на ноги. Они укорачивались и срастались, начиная от пояса и ниже, к коленям. Изменялись не только ноги. Лицо стекало, точно воск. Тело на глазах округлялось, оплывало, обрастало чем-то густым, коричневым, с темным подпалом. Руки втягивались в плечи. Позвоночник гнулся и кренился к земле, не выдерживая тяжести неуклюжего длинного туловища.

      Когда ноги окончательно срослись и ступни исчезли, суккуб не смог стоять и тяжело рухнул на асфальт. Вначале он испугался, но внезапно понял, что на асфальте гораздо удобнее. Он согнул туловище, попытался ползти и понял, что это получается у него просто отлично.

      – Что ты со мной сделала, светлая? Что это было за заклинание? – крикнул он Даф.

      – При чем тут заклинание?.. О-о-о, как я довольна, что ты стал гусеницей! О, как я мечтала об этом! Как я хочу, чтобы ты полз по трубе и шмякался! Полз и шмякался!.. Полз и шмякался!.. Сделай это, милый! Сделай это для меня! О-о-о! – сказала Даф со страстным придыханием.

      Теперь она уже не шептала и говорила громко.

      – Перестань! Ты что, больная на голову? Не хочу я никуда лезть! – в панике пискнул Хнык, ощущая, что его тело начинает подчиняться.

      Помимо своей воли он уже полз по водосточной трубе, дополз до второго этажа и шлепнулся на асфальт, разбрызгивая зеленоватую вонючую слизь. Прохожие морщились. Они по-прежнему ничего не видели, однако запах был доступен даже восприятию нижнего мира.

      – О, как это фантастично!