В начале было трое. Ироническая шпионская фантастика. Илья Тамигин

громко, так, что все услышали:

      – Девушка! Вы – моя судьба! Я Вас во сне много лет вижу! Выходите за меня! Сейчас, слушай!

      Шура обомлела. Гости и родственники тоже.

      – Но я уже… просватана… за Васю… – пролепетала девушка растеряно.

      Тут глаза их встретились. Синие Шурины и карие Яшины. Любовь нечаянно нагрянула, как и предупреждал артист Леонид Утесов!

      Сверкнула молния. (Очевидцы утверждали после, что и гром громыхнул, и озоном запахло!). Шура упала в объятия капитана Якова Петровича Соколова. Быстро поцеловав её колкими усами, он, держа её на руках, поднялся и вышел на середину улицы. Кто-то из гостей, не разобравшись, в чем дело, запел свадебную неприличную частушку, но его оборвали. Заскрипели тормоза блестящего трофейного оппель-адмирала – это приехал жених Василий с друзьями.

      – Это… Чево? Эй, не балуй, поставь девку на место!

      Василий, угрожающе надвинувшись, протянул могучие руки. Был он на полторы головы выше Яши, и вдвое шире в плечах.

      Бравый капитан поставил Шурочку на асфальт и заслонил её собой.

      Выхватил пистолет.

      – Любого, кто встанет между мной и моей женщиной – застрелю, слушай, на… насмерть! – раздельно и громко проговорил он и пальнул в воздух.

      Все отшатнулись. Василий увял. Пленные немцы, работавшие неподалеку, залегли. Усадив невесту в оппель, Яков сел за руль и поехал в ЗАГС, где их и расписали. На выходе их уже ждал патруль. Поздравив молодых, патруль, тем не менее, арестовал Яшу. За стрельбу и угон машины дали десять суток гауптвахты (меньше было нельзя, объяснял потом военком). Гости – раз уж собрались! – отгуляли свадьбу без него, но рядом с невестой на столе стояла Яшина фотография, которую нашли в его брошенном чемодане. Все косились уважительно.

      Шура навещала мужа каждый день, кормила пирогами и фруктами. А после отсидки молодожены поехали в Москву, куда им определили служить. Яша за свой счет откупил целое купе, чтоб никто не мешал их счастью. И целую ночь… ну, вы понимаете! Проводница утром принесла им чаю.

      – Всю ночь боялась, что вагон с рельсов сойдет, так качало! – шутливо пропела она.

      Шура покраснела.

      Историю эту и сейчас помнят старожилы улицы Чернышевского.

      И пел дядя Яша замечательно, проникновенно, особенно романсы, аккомпанируя себе на старенькой семиструнной гитаре. Голоса у него не было, но ведь не было голоса и у Утесова, или, скажем, Вертинского! Но был слух, и, главное – душа!

      Выступал регулярно в любительских концертах на сцене Дома Культуры, срывая бурные продолжительные аплодисменты. Шура (на всякий случай!) каждый раз ходила на эти концерты, зорко приглядывалась к теткам, дарившим мужу букеты, и следила, чтоб они не шастали к нему за кулисы.

      Дядя Яша играл на гитаре хорошо. Мог даже сложные пьесы по нотам исполнять, не только аккомпанемент. Жалел, что война не позволила ему получить музыкальное образование.