Доктор Ахтин. Патология. Игорь Поляков

жалобы терапевту, он будет направлен на ректороманоскопию, где у него обнаружат опухоль и предложат оперативное лечение. Рафиков не поверит хирургу, и поедет в Москву на обследование. Диагноз подтвердится, и он согласится на операцию.

      Но – будет уже поздно.

      Я бы мог что-то изменить, но только что пришел к простому и однозначному выводу, что этот член стада заслуживает мучительную смерть.

      7

      После работы я иду пешком. Пусть далеко и идти надо по загазованным улицам, но летним вечером доставляет удовольствие, – просто топать по одной из улиц, на которых совсем недавно я искал жертвы и, забрав очередной орган, нес каноп Богине. Сейчас мне кажется это наивным, но нужно было через это пройти, чтобы выйти на дорогу, ведущую к Храму, и к распятому на кресте.

      Всё продумано и предопределено.

      Я всего лишь подчиняюсь своему подсознанию, в котором уже всё записано и зафиксировано. Конечно, можно попытаться свернуть с дороги, но, ни к чему это не приведет, – пропетляв, я снова вернусь на правильный путь.

      Я мысленно возвращаюсь к разрушенному Храму, где я нашел распятие. Оказавшись там дважды, – виртуально с Богиней, и реально с самим собой родом из детства, – как мне показалось, я прожил целую жизнь. Или сразу две, одну за другой.

      И в каждой был Он.

      Почти мертвый, смертельно больной человек, наказанный два тысячелетия назад за то, что пошел своим путем. Мои попытки избавить его от страданий не увенчались успехом, хотя сложно решить, что было бы в этом случае благоприятным исходом. Думаю, что выздоровление было невозможно, а продолжение жизнедеятельности организма было возможно только на кресте. Сняв Его с креста, сам того не подозревая, я совершил акт эвтаназии.

      Помочь умереть смертельно больному, – это хорошо и правильно?

      Или плохо и аморально?

      Наверное, правильнее поставить вопрос так – есть ли стопроцентная уверенность в том, что Он был смертельно болен?

      Сейчас могу сказать, что уверен. А там, в Храме, – я не могу вспомнить, что по этому поводу думал. Повинуясь инстинктам, заложенным в медицинском институте, я просто пытался вылечить Его, ни на секунду не задумываясь о том, заслуживает ли этот Человек моих усилий.

      Наверное, впервые за долгие годы я не размышлял о том, надо ли Ему помогать.

      Увидев Человека, распятого на кресте, я стал делать то, что умею.

      Я иду по тротуару, выложенному плиткой. Два года назад его здесь не было. Разбитый асфальт, бордюр ниже земли и грязь, после каждого дождя стекающая на пешеходную дорожку. Теперь бордюр хорошо ограждает тротуар от участка покрытой травой почвы, на котором растут какие-то цветы.

      Двор, в котором мне всё так хорошо знакомо, тих и безлюден. Вечер понедельника. Ветер шелестит листвой берез и боярышника. Запах жареных оладушек. Так было раньше, и так же происходит сейчас. Я сажусь на лавку у дальнего подъезда напротив дома, в котором я жил. По диагонали от подъезда, в хорошей видимости от знакомых окон. Я покинул эту квартиру в далеком две тысячи седьмом, полагая, что