Второе сентября Всеволода Цаплина. Александр Вениаминович Симатов

листу, так – отписки, ничего особенного; листы нарочно прежде показывал Витьке, и Витька-редактор под их дружный хохот давал ценные указания по поводу отчетов о собственном поведении.

      А вскоре после выпуска Севе пришлось узнать, что в жизни не все так просто и что «своих» госбезопасность действительно не бросает: Севина «покладистость» не осталась незамеченной, аукнулась ему в институте. Тамошний куратор предложил Севе продолжить школьную практику теперь уже в отношении его студенческой группы. При этом напирал на сложность международной обстановки и вражеские спецслужбы, окопавшиеся повсюду. Объясняя Севе, что значит «повсюду», гэбэшник крутанул глобус, стоящий у него на столе, и затем затормозил его, уперев палец в гладкую поверхность океанов и материков: «Вот буквально – куда ни ткни!» – «Что, и в Кремле тоже?» – не удержавшись, спросил Сева и сделал озабоченное лицо. «Надо будет – и там найдем», – не моргнув глазом ответил гэбэшник.

      Сева тогда не решился сразу – без предварительных объяснений – послать посланника государства в жопу, хотя предыдущий опыт подсказывал ему, что только так и надо поступать, если не хочешь увязнуть в этом дерьме. Пришлось Севе целый семестр косить под дурачка и отнекиваться, пока его не оставили в покое. Перед расставанием, еще на что-то рассчитывая, дешево брали на понт: «Писульки ваши школьные мы вынуждены будем показать Крепову Виктору Сергеевичу. Но можно этого избежать». – «Давай, сука гэбэшная, найди мне его, я тебе только спасибо скажу», – думал про себя Сева, глядя на вербовщика непонимающими глазами. Окончательно убедившись в Севиной несговорчивости, не преминули заметить, что «вы разочаровали» и что «это опрометчиво с вашей стороны».

      За найденного друга Сева на самом деле сказал бы гэбэшнику спасибо, потому что после школы Витька Крепов пропал, то есть совсем пропал. Получил в нагрузку к дерьмовому аттестату дерьмовую характеристику – и исчез. Сева потом вспоминал, как во время выпускного вечера они с Витькой лежали за кустами в дальнем углу школьного парка и Витька рассказывал заплетающимся языком, что батю ненавидит, жить с ним все равно не будет и уйдет из дома. «Он за свою сраную звездочку готов был меня искалечить. Это отец? – все возвращался он к одному и тому же вопросу. – Скажи – это отец?» Они были пьяны. Севу тошнило, и он тогда не обратил внимания на слова друга. А через день не смог до него дозвониться. И через два дня, и через неделю. И мать его ничего толком сказать не могла.

      С тех пор прошло двенадцать лет…

      2

      Всеволод открыл глаза.

      «…гораздо лучше, но это вовсе не означает, дорогие товарищи, что мы можем с вами расслабиться – ни в коем случае! Мирное время дано нам для того, чтобы мы еще сильнее окрепли и сплотились вокруг прозорливого руководства нашей страны и ее верховного мыслителя…» – настойчиво неслось со двора.

      «Что-то нашего старца давно не показывали по ящику», – отметил про себя Всеволод, встал с постели и подошел