Гадание по полету журавлей. Иван Александрович Снежневский

а отстаивались в глубокой яме, фильтровались песком, а затем шли на нужды полива и удобрения огорода. Эту идею барин вычитал в английском журнале и тотчас же решил применить на практике. Теперь он стоял возле сложного агрегата, уже начинавшего скрести по плотной дернине лужайки огромным ковшом. Рядом стоял Павел, старший садовник, и что-то кричал ему на ухо. Когда шум двигателя на минуту стих, до Филиппа долетел конец досадливой тирады:

      –… для двух работников с лопатами на пару дней работы! Зачем такую махину из города пригнал? Весь газон теперь порушишь. Эх, чудишь ты, барин!

      Павел сердито махнул рукой и отошел к стоящим поодаль людям, но восвояси не ушел, а продолжал смотреть с неодобрением на равнодушно уродующую нежный ковер травы землеройную машину.

      Переминаясь с ноги на ногу, зрители лениво переговаривались, то и дело упоминая непривычное для слуха слово, которое Филипп никак не мог расслышать, что-то вроде «ховатор».

      – Ей-богу, скоро мы все в говне потонем, – прошипел кто-то рядом с мальчиком, намекая на невезучесть хозяина в сфере внедрения технического прогресса.

      А машина меж тем, разогревшись, опускала ковш все глубже и вываливала на край образующейся на глазах канавы горы темной земли. Филипп посмотрел еще немного, но чудовищный шум, в котором полностью потонули все обычные звуки усадьбы, раздражал его. Он слегка тряхнул за плечо Катрин, безотрывно пялящуюся на алчно вгрызающийся в землю агрегат:

      – Кать, пойдем отсюда!

      Девочка сперва досадливо отмахнулась, но, заметив, что Филипп начал выбираться из толпы, все-таки пошла следом. Адель никто из них даже не пытался увести – та буквально превратилась в соляной столб, жадно впитывая глазами все детали невиданного механизма.

      – Все-таки не пойму я, зачем батюшка такую здоровущую яму велел копать, – задумчиво произнес мальчик, когда они с Катрин оказались по другую сторону дома, куда едва долетали звуки работы машины. – Я видел схему в журнале, там вовсе этого не требуется.

      Филипп предпочитал старомодное обращение «батюшка», в котором угадывались теплые ласковые нотки, к чему его подруга относилась со снисходительным безразличием.

      – Может, твой отец решил, что так будет надежнее? – равнодушно пожала плечами Катрин.

      – Кать, он прежде все точно по чертежам указывал делать, и то у него не всегда выходило ладно.

      – Ну вот может оттого и захотел что-то изменить?

      – Не думаю. Мне кажется, эта яма понадобилась ему для чего-то другого, – помотал головой Филипп.

      Катрин насторожилась, почуяв загадку.

      – Для чего же?

      Мальчик молчал. Он пока не решался признаться своей подруге, что отец для него с некоторых пор стал фигурой неясной, даже таинственной. За маской батюшкиного наивного добродушия взрослеющий сын вдруг начал обнаруживать какие-то иные, непонятные черты. Ведя жизнь скромную и всячески избегая принятой в его кругу роскоши –