Дмитрий Балашов. На плахе. Николай Коняев

Балашов оставил работу в Институте языка, литературы и истории Карельского филиала АН СССР.

9

      «Господин Великий Новгород» и тут помог Дмитрию Михайловичу…

      Весь гонорар за свою повесть Балашов вложил в приобретение дома в деревне Чеболакше, на берегу Онежского озера и обустройство тамошнего хозяйства.

      Станислав Александрович Панкратов вспоминал, как сидели они с Балашовым на кухне (в комнате спали Анна Николаевна и дети – Аня и Вася), и Дмитрий Михайлович «впервые поделился своим желанием сменить научную работу – писательством, то есть, поменять жизненный жанр»…

      Потом Дмитрий Михайлович иногда рассказывал, что и литературой он занялся ради того, чтобы иметь деньги на занятия фольклористикой.

      Признание это содержит изрядную долю преувеличения, но если сделать поправку на тот смысл, который вкладывал Д.М. Балашов в занятия фольклористикой и занятия непосредственной писательской работой, то окажется, что фольклористику Балашов, действительно, не бросал.

      Кстати, тогда еще впереди были и многие важные его работы непосредственно в фольклористике…

      «Иногда в нынешнем городском человеке пробуждается память о его прошлом деревенском житье – с детскими играми, отроческими забавами и юношескими хороводами, с шумными свадьбами, приметами на каждый праздничный и будний день, с домашним хозяйством, скотиной и огородом, с незагаженным лесом и чистым, не усеянным бутылочными осколками речным дном. И во всем том житье незримо уживались Бука, Домовой, и Баенник, Кикиморы и Русалки, Леший и Водяной – всех не счесть, – говорит, размышляя о Д.М. Балашове, Владимир Иванович Поветкин. – И тут же с окоптелых досок покровительствовали тебе Никола Угодник и Параскева, Козмодемьян и Пантелеймон, Егорий Храбрый и еще целое воинство православных святых. Все такое разное. И все уживалось под покровом мудрости простых селян, растивших хлеб и лен, понятно, не для одних себя. А над всем высились песни – от колыбельных до надгробных причетов. Песни совсем не нынешние, другие, словно иным языком петые, и казалось подчас, будто поющий человек с лесом, полем, ручьем и звездами перекликался. Так ведь и было.

      Было, да и сейчас еще встретишь в деревенском укладе нечто такое, что городскому жителю, как говорится, голыми руками не взять. Песню на ноты положишь, споешь – а она скособочилась, неузнаваема, будто в чужестранный наряд оболочилась. Вроде бы все на селе просто: поют, как и говорят, а и говорят, как поют».

      В Чеболакше Дмитрий Михайлович начал жить так, как жили настоящие хранители фольклорных традиций – завел себе целое крестьянское хозяйство, кроме огорода он держал лошадь, двух коров, коз…

      Добираться в Чеболакшу было нелегко.

      От станции надо было девять километров идти пешком по плохой лесной дороге.

      Не очень выручала и лодка, на которой Дмитрий Михайлович пытался ходить под парусом…

      «Мама, – вспоминает Григорий Михайлович Балашов, – очень боялась этих путешествий и частенько садилась в лодку вместе с Дмитрием, чтобы в случае чего самой спасать его от утопления или