Вызовите акушерку. Тени Ист-Энда. Дженнифер Уорф

уже надел свои рабочие штаны и теперь натягивал тяжёлые ботинки. Поняв, что дело срочное, Фрэнк вскочил. Ночью он так и не разделся, и теперь ему оставалось только обуться. Торопливо сунув ноги в ботинки, он вытянулся в струнку.

      – Молодец. Теперь бери сумку, и вперёд.

      Они вышли на тёмную улицу. Тип так и фонтанировал энергией. Он то пускался бегом, то победно выбрасывал кулаки в воздух. Несколько раз он издавал короткие хриплые возгласы, набирал полную грудь воздуха и с шумом его выпускал. Он накручивал себя перед рабочим днём, и Фрэнка захватило это настроение. Мальчик понимал, что происходит нечто важное, и бежал следом по неосвещённым тихим улицам, охваченный нетерпением.

      Они отправились в туннель под мостом. Там уже были и другие мужчины, каждого сопровождал мальчик. Они здоровались на привычном жаргоне. Открыв дверь, они вошли в тёмный погреб и зажгли керосиновую лампу. Пламя озарило бесконечные тачки, тележки, упряжки, узду, крюки, цепи, канаты, горы брезента – груду дерева и металла.

      – Смотри, что я беру, и запоминай, – бросил Тип Фрэнку. – Ежели перепутаешь – не сможешь работать, а вон тот дылда только и ждёт, чтобы нас облапошить.

      Он выбрал то, что ему понадобится в течение дня, и заплатил человеку с лампой.

      – Клади сюда, и пойдём.

      – Эй, воненький! – окликнул какой-то мальчик.

      Фрэнк не отреагировал. Парень пнул его что есть силы.

      – Ты что, глухой, воненький?

      – Он имеет в виду «новенький», – пояснил Тип. – Это он про тебя. Не обращай внимания, нам надо работать. Скоро наблатыкаешься по-нашему.

      Хромая, Фрэнк принялся толкать тележку. В работном доме он научился скрывать любые признаки слабости, и это было весомым подспорьем.

      – Всё, пошли.

      Тип налёг на тачку всем своим весом, и железные колёса загремели по булыжникам.

      Рыбный рынок Биллингсгейт располагался на северном берегу Темзы, к востоку от Монумента. Рыбацкие лодки приходили по ночам, к четырём утра рынок открывался, и столы были завалены свежей рыбой.

      Возбуждение Типа всё усиливается. Кажется, что каждый нерв в его теле дрожит. Учуяв запах рыбы и водорослей, он глубоко втягивает воздух.

      – Ах, как хорошо, – бормочет он.

      Вокруг стоит шум. Все голоса перекрывают крики торговцев, взобравшихся на ящики и столы, чтобы объявлять цены. Настоящее вавилонское столпотворение.

      – Наилучшайшая треска в городе, ещё живая!

      – Кому ярмутской копчёной селёдки?

      – Угорьки, угорьки, свежие угри!

      – Улитки к вашему столу!

      – Эй, начальник, глянь, какая камбала, лучше не найдёшь!

      – Лучшая пикша, пикшая лучша!

      – Кому трубачей, свежих трубачей!

      Повсюду спрашивают: «Почём?», повсюду хохочут, торгуются, ругаются; шум становится всё громче.

      В полумраке Фрэнк видит, как перламутрово светятся белые брюшки палтуса, как беспомощно машут клешнями омары, как переливается мелкая селёдочная чешуя; огромные корзины с серыми устрицами,