Деформация. Леся Орбак

выплюнула в атмосферу облачко пара и двинулась с места.

      – Зачем ты меня втянула? – зло спросил Крис, когда пузатый силуэт дома скрылся за поворотом.

      – Нужно было переключить внимание, иначе уйти бы не удалось. Понимаешь, – Окси убрала левую руку с руля и взъерошила челку, словно решалась на непростительную откровенность, – раз они поняли, кем был Серж…

      – Значит, его звали Сержем? Интересно, что мне это дает?

      – Крис, я бы не вернулась с дачи показаний. Сам же видел.

      – Мне что с того? Ты крутила роман с экстрагентом, а я теперь бегать от девятого отдела должен? Да с чего ты вообще взяла, что нужна им. Подумаешь, трахалась с одним…

      – Крис, – оборвала Окси. Провела ногтями по гладкой коже правой руки и, подцепив, сорвала наклейку.

      – Твою мать!

      Крис откинулся в кресле, стиснув зубы. Сжал кулаки. Нижняя губа дрожала, будто старалась не выпустить рвущиеся ругательства.

      – Тебе сколько лет на самом деле? – спросил он, наконец.

      – Двадцать девять. В пять забрали из приюта, в четырнадцать уже вернулась из Ливана.

      – Ты была в Ливане? – Крис почти кричал. В голове не укладывалось, что тринадцатилетняя девочка могла участвовать в ливанской мясорубке, где сопротивление эко-соглашению едва не вылилось в геноцид.

      – Не лучший пункт биографии, – горько согласилась Окси. Она щурилась, стараясь отогнать воспоминания о вонючих трущобах, напичканных человеческим фаршем, и сконцентрироваться на дороге. – Тогда мне искренне верилось, что мир неправилен и нелогичен. В шестнадцать пришло понимание, что неправильная – я. Куратор помог исчезнуть. Я уехала в глушь, поступила на медицинский факультет, устроилась работать.

      – Как трогательно – киллер, дающий клятву Гиппократа.

      – Не иронизируй. Мне до сих пор противно вспоминать детство. Ты-то ушел в экстрагенты сознательно, а у меня выбора не было.

      – Хреновые психологи попались.

      – Я им благодарна.

      Несколько минут они ехали молча. Постепенно машин на широкой магистрали стало больше, некоторые включили фары, хотя солнце тускнело очень медленно и пряталось за облаками ненадолго. Многочасовая жара отразилась в первую очередь на деревьях. Со стороны магистрали из-за повышенной влажности от паровых выхлопов листья сохранили прежний сочный цвет, кое-где поблескивали капельки конденсата. Над тротуарами же ветви шелестели пожухлой листвой.

      – Сворачивай налево, – скомандовал Крис.

      Окси помотала головой.

      – Нет.

      – Сворачивай, магистраль напичкана камерами.

      – Я знаю, – ответила Окси. Уловила, как сжались кулаки Криса, и добавила: – Пока одни службы прочесывают данные камер, вторые перекрывают подворотни. Дворами не уйти. Крис, я знаю, что делаю.

      Такой ответ его не устроил. Женское упрямство перешло все границы, и стало чертовски напоминать предательство. Крис уже чувствовал холод дула на затылке.