Деформация. Леся Орбак

его Окси не собиралась. Перспектива взяться за оружие наводила тоску – единственную эмоцию, доступную экстрагенту в полном спектре. Любовь, жалость, радость если и просыпались, то походили на битый архив, не способный распаковаться. А вот тоска осталась и сохранила все ипостаси: рефлексия, ностальгия, удрученность – радужный кокон, из которого можно выбраться лишь благодаря хорошей встряске и то на время. За последние годы Окси испытывала подъем только возвращая с того света пациентов. Теперь и эта радость в прошлом.

      Открыв внутренний карман рюкзака, Окси вынула бархатный кисет, расшитый бисером, развязала ленту. На ладонь упала золотая цепочка с кулоном в виде книжки.

      – Милая побрякушка. – Псионик подхватил цепочку и, щурясь, принялся разглядывать вензеля гравировки.

      – Подарок Сержа.

      – Какого Сержа? – спросил Псионик, открыв застежку. В миниатюрной рамке кулона покоилась фотография не лучшего качества. – Можешь не отвечать. Я его помню. Хороший был парень. И очень осторожный. Как девятки вычислили, до сих пор не понимаю.

      – Я тоже. – Окси забрала реликвию, положила в кисет вместе с боксом нано-фипа и убрала в рюкзак. – Мы собирались уехать куда-нибудь на юг, поближе к морю. Я сомневалась, а он постоянно повторял: «Все будет хорошо, Окси, все будет хорошо». Ошибся.

      Рука по-дружески сжала ее плечо. Окси успела отвыкнуть от утешения и едва не поддалась нахлынувшей грусти. Удержал голос красноволосой.

      – Он проснулся, – известила девушка. – И очень недоволен.

      – Кто бы сомневался, – расплылся в улыбке Псионик.

      ***

      Резкая смена температур привела его в бешенство. Как отстреливаться от погони, если пальцы дрожат? Или это не озноб? Изуродованные временем стены коридора трепетали, словно картонные под порывом ветра. Моросящим дождем осыпалась с потолка известка. Скрипели ржавые петли, не отпуская прогнившие рамы в полет за окна. Он бежал и спотыкался на каждом шагу. Из-под бетонных плит поднимались трубы коммуникаций. А вдогонку летел хрип. Последний хрип умирающего друга. Не прекращающийся.

      Крис вывалился из кошмара и несколько минут лежал с закрытыми глазами. Ждал, когда спадет озноб, прислушивался к тишине и непривычным тактильным ощущениям. Вчера диван казался гораздо просторнее и мягче, покрывало – ворсистее. И запах. Запах воздуха не похож на домашний: вместо ноток еды, кожи и парфюмерии отчетливо слышны пыль бетонных плит, едва уловимая примесь металла и резины. Это не отголоски сна.

      Медленно Крис приподнял одно веко. Незнакомый интерьер смял сомнения, словно сапог жестяную пивную банку. Мышцы напряглись. Рывком Крис вскочил, развернул корпус к двери и быстро огляделся. Никого. Узкая камера без окон, кровать, стол. В углу на стене тусклая лампочка. Тюрьма? Нет – на столе заботливо оставленный парализатор, стакан воды и его лайвер. Где бы он ни был, хозяин явно из кожи вон лез, чтобы показать свое благодушие.

      Парализатор оказался заполнен под завязку. Крис осторожно подошел к двери, приоткрыл носком ботинка. В полутьме коридора