С кем бы побегать. Давид Гроссман

в точности, что ты сделал, говнюк малолетний. А ну встать!

      Асаф втянул голову поглубже в плечи. Кишечник просто безумствовал, и Асаф испугался, что его пронесет. У него вдруг совсем не осталось сил – ни на что. Так бывало всегда, когда кто-то грубо орал на него или на кого-то еще, – Асафа в такие минуты словно покидала жажда жизни, он полностью терял интерес к миру, где возможна такая грубость. Зато Динка, в отличие от него, была преисполнена боевитости. Она возмущенно лаяла, чуть в сторонке, не решаясь приблизиться.

      – Встань наконец, мать твою! – рявкнул человек и снова дернул его за волосы.

      Асафу пришлось подняться. От резкой боли глаза наполнились слезами. Человек быстро обследовал карманы Асафа, порылся в рубашке, провел руками по спине и между ног. Может, оружие ищет, может, что другое, подумал Асаф. Он был настолько перепуган, что не решался спросить.

      – Скажи «пока» всему дорогому, – процедил тот. – А ну, задницу не хочешь сдвинуть? Будешь рыпаться – я тебя на месте урою, понял? – Он достал телефон и вызвал машину, затем подтолкнул Асафа к выходу из парка.

      Асаф шел по Иерусалиму в наручниках. Он наклонил голову и молился, чтобы навстречу не попался кто-нибудь, кто знает его самого или родителей. Будь хотя бы его руки скованы спереди, он спрятал бы их под рубашку или закрыл лицо, как делают подозреваемые, которых показывают по телевизору. Динка шла следом за ними, периодически разражаясь очередью гневного лая, а человек каждый раз материл ее почем зря и делал вид, будто хочет пнуть. Асаф все еще не мог поверить, что этот тип действительно из полиции: разве может полицейский быть таким жестоким?

      Но это действительно был полицейский, и он оттащил Асафа, точно закованного в кандалы раба, к машине, которая уже ждала на улице Агрон. Машина отвезла их в полицейский участок на Русском подворье[17], и по дороге двое патрульных завели беседу с полицейским Асафа.

      – Я его сразу узнал, – похвастался сыщик, – по этой сучке долбанутой. Оранжевый ошейник. Думали меня обдурить.

      Когда они приехали в участок, сыщик отвел его в боковую комнату. На двери надпись синим фломастером: «Подростки. Дознание». Стены в комнате были невероятной толщины, и Асаф подумал: это чтобы никто не услышал моих криков, когда меня станут пытать. Но сыщик швырнул их с Динкой внутрь и громыхнул замком. Асаф огляделся: металлический столик, два стула и длинная лавка вдоль стены. Он без сил упал на скамью. Ему отчаянно хотелось в туалет, но сказать об этом было некому. Под потолком медленно вращались большие вентиляторные лопасти. Асаф заставил себя думать о мальчике, который едет на верблюде по Сахаре. Мысли пытались разбежаться, но Асаф изо всех сил сосредоточился на верблюде и мальчике.

      По великой пустыне Сахаре неторопливо тянется длиннющий караван верблюдов (обычно идеи для таких фантазий Асаф черпал из канала «Нэшнл джиографик»). На одном из верблюдов, в самом конце каравана, маленький мальчик покачивается в такт верблюжьему ходу, лицо его почти полностью закрыто платком, защищающим

17

Русское подворье – это прежде всего Троицкий собор, церковно-административный центр Московской патриархии в Иерусалиме. Прилегающие к нему постройки долгое время были заброшены, и впоследствии в них разместили иерусалимскую полицию и суд.