Москва – Маньпупунёр (флуктуации в дольнем и горним). Том 1. Бафомет вернулся в Москву. Владимир Лизичев

от кого, громко прозвучало:

      «ИДИОТ!!!»

      «Что?» – невольно переспросил главврач, повернулся и с надеждой посмотрел, словно ища поддержки, на подчинённую камарилью, но найдя такое же недоумение, уже грозно с шипением – «Что?»

      Так же отчётливо, но теперь уже с долей сарказма и неудержимого бесшабашного веселья прозвучало – «Да не о нем я».

      «Это Вы доктор Лепецкий – Идиот!».

      Теперь уже определилось, что инициатором столь неучтивого заявления был Серов – Немо, а главное все-все уже сориентировались и поняли, что обращено оно было именно к ГЛАВВРАЧУ!

      Воистину был трижды прав Екклезиаст – нелегко живётся благородным донам в человеческом муравейнике в любые времена.

      Лепецкий вроде бы ко всему привычный, всю жизнь с «шизами», что по жизни, что по работе, но в доли секунды соотнёс это оскорбительное – ИДИОТ, с чем-то неприятным в своей памяти. Вспомнил!

      Он вспомнил!

      От такой неслыханной, а главное весёлой наглости покраснел и налился гневом, ума хватило не отвечать, что взять с психа, но внутри все заклокотало и зашипело. Себе – «Успокоить нервы». А все равно пробило, зло прорвало.

      Подумал – «Так, лечащего „Гаврилу“ выдрать как сидорову козу или козла!»

      Почти успокоился уже в коридоре, но на беду в мельканье ног спешащих санитаров и толчее окруживших коллег, наткнулся на ведро с грязной водой, забытое в спешке и по старости уборщицей Клавдией Никитишной. Брюки, недавно купленные немецкие KANZLER залил по колено, отчего опять гнев вырвался наружу уже безудержный и неожиданно для маленького сухонького доктора злой матерный словоряд прозвучал, как увертюра дальнейших прениприятнейших событий. Что за день такой?

      А главное ему захотелось поскорее избавиться от этих назойливых коллег, свидетелей давешнего возмутительного демарша Хама и, последовавшей затем его доктора Лепецкого несдержанности. Казалось, кто-то из этих молодых бездарей и лизоблюдов ехидно улыбался за спиной в коридоре.

      «К чёртовой матери! Скорее домой» – к милейшей жене Софочке и её супу с фрикадельками.

      Обходу досрочно пришёл абзац! Конец 16 акта, бедных прекрасных дроздов поймали.

      Отпустило не сразу, на Ленинском проспекте образовалась большущая пробка, ещё была пятница, и народ по весне торопился за город на дачи сажать картошку кто попроще, и Zebrina pendula (Tradescantia flumensis) – кто побогаче.

      Началась движуха, где-то уже мчались по встречке рублевские квакеры, синие мигалки, они же проблесковые маячки, шарахались от них прочие обыватели и недобизнесмены. Изредка переругивались между собой клаксоны автотранспорта представителей среднего класса. Москва рядами машин растекалась и рассасывалась, двигалась, а значит жила.

      Водитель Гоша молчал всю дорогу, видимо чувствуя настроение хозяина, старая ГБ-шная школа, ну и, слава Богу.

      На одном из перекрёстков