Таня Гроттер и трон Древнира. Дмитрий Емец

всем.

      И горе тому, кто спрашивал «где?».

      – ВОТ! – отвечала Дама, с явным удовольствием извлекая свою челюсть из муфты.

      Сострадательный зритель невольно кривился, а Дама, заметив это, принималась колотить его призрачным зонтиком и визжать:

      – Нет, вы видели этого сухаря! Хам! И посочувствовать не хочет!

      Таня и Ванька Валялкин сидели в первом ряду недалеко от судейской скамьи. Баб-Ягуна, который больше всех суетился с перетяжками, с ними не было. Сарданапал спохватился, что у гонок нет комментатора, и пересадил Ягуна на комментаторскую вышку, чем-то похожую на вышку волейбольного судьи. С нее Ягуну было видно куда как лучше, правда, приходилось тарахтеть без умолку. Но с этим-то он справлялся.

      Сидевшая рядом Гробыня, бесцеремонно занявшая место Ягуна и вертевшая головой по сторонам, толкнула Таню локтем:

      – Гроттерша, смотри! Тридцать три богатыря! Вот бы кого охмурить, а?

      – Тебе надо, ты и охмуряй! – буркнула Таня.

      Она недоверчиво оглянулась на трибуну, где, чешуей златой горя и изучая афишки с расписанием забегов, восседали красавцы молодые, великаны удалые. Несмотря на то что ей часто приходилось о них слышать, видела она их впервые.

      – А почему они одни? Где дядька Черномор? – спросила Таня.

      Гробыня покрутила указательным пальцем у виска и молча показала на место главного судьи, которое занимал академик Черноморов.

      Спохватившись, Таня прикусила язычок. Это ж надо было так сесть в лужу, да еще перед кем!

      – Дорогие зрители! С вами снова я, всеми любимый и многих раздражающий Баб-Ягун. Обычно вы можете любоваться мной на поле, когда я отважно вхожу в штопор на ревущем пылесосе. Но это на драконбольных матчах. Сейчас же я, мудрый и отважный, как античный бог, нахожусь на комментаторской вышке! О! Вот я уже вижу в пятом ряду трогательно кислое, некрасивое лицо моего лучшего друга Демьяна Горьянова! – пунцовея ушами, начал Баб-Ягун.

      – Чтоб ты треснул! Античный бог! – зеленея от злости, фыркнул Демьян Горьянов.

      Защитная жилетка Баб-Ягуна затрещала, успешно отразив сглаз.

      – Передо мной на стартовой полосе толпятся избушки. На каждой стараниями Поклеп Поклепыча натянута полотняная полоска с ее номером – от первого до тринадцатого. Разумеется, это очень мудрое, я бы даже сказал – прозорливое, решение тибидохского завуча. Вдруг бы мы с вами перепутали чукотский чум с многоэтажкой или украинской хатой? – съехидничал Ягун.

      Жилетка снова затрещала – громко и истерично, как зудильник. На этот раз ей пришлось справляться с куда более сильным сглазом. Ягге строго округлила глаза и погрозила внуку кулаком. Поклеп Поклепыч недовольно потер переносицу и отвернулся.

      Баб-Ягун, как многие великие ораторы, порой забывавший, о чем он только что говорил, посмотрел на ладонь, радуясь, что подстраховался шпаргалкой.

      – Избушки на Курьих Ножках – очень редкий мифологический