Исчезнут, как птицы. Виктор Николаевич Никитин

тут у вас нового? – поинтересовался он и перешёл к кактусам; головы не поднимая, продолжая булькать из графина.

      – Лев Александрович, не надо так много! – поспешила вмешаться Вероника Алексеевна.

      – Всё вроде по-старому, – ответила Лида.

      – Кирюков? – продолжал Шкловский; рукавом плаща, пуговицей на нём, зацепился за колючку, отставил графин.

      – На месте, Лев Александрович.

      – Из треста никаких распоряжений не было?

      – Ничего нам не сообщали…

      – Ладно пока.

      Закончил. По его лицу видно было: а ведь должны быть распоряжения, он даже знал какие, только вот где же они задерживаются? – так что даже Гостев проникся, и желая и не желая: «Что-то будет?..» Наконец, Шкловский снял плащ и аккуратно повесил его на плечики в стенном шкафу, потом сел за стол и сказал, ни на кого не глядя:

      – Ну что же… Будем работать.

      Гостев – их столы рядом – ухватившись за последние слова, сказанные Львом Александровичем, самые ценные и ответственные, подумал: «А я?»

      Тут про Рябоконя вспомнили, Иван Петрович – весь земляной. Плоть от плоти. Соль соли. Спина – бугорок из того дремучего леса. Сидел согнувшись за пустым столом. Руки положив на стол. В углу. Лида вдруг заметила:

      – Иван Петрович, что это вы так сидите?

      – Как? – спросил он устало и уже ответил тем.

      Она всё же:

      – Вы не заболели?

      Шкловский сказал, успев усмехнуться чему-то внутреннему, тому, чего присутствовавшие не могли знать:

      – Вы Ивана Петровича лучше не трогайте, ему сейчас… – но не договорил, придавив снова было возникший в нём смешок, спичечным коробком поигрывая. Хотя не курил. Так, – носил с собой в кармане пиджака, как плащ в непогоду, на всякий случай. Чтобы было за что ухватиться правой рукой.

      Рябоконь вдруг сказал:

      – Поел неудачно.

      Оказалось, в совхозной столовой. Надо же… Все сочувственно улыбнулись.

      – А вы идите домой, Иван Петрович, идите, – сказал Шкловский. – Что вам тут сегодня делать? Отдохнете, наберётесь сил. А отчёт завтра сделаем..

      Его прервал телефонный звонок. Понятно – кто; вот они, распоряжения, – их запах, их блеск в глазах у оживившегося Шкловского. Только повесил трубку – на столе Ивана Петровича другой телефон зазвонил. Он же и взял трубку. «Геодезист Рябоконь…» – хотел он доложить, но вышло не браво, сипло как-то; не смог он дальше говорить, запнулся. Устала гвардия. Шкловский выбрался из-за стола.

      – Да, слушаю… Только что приехал… Я уже в курсе… Конечно, зайду.

      Он вернулся на место и сказал, не обращаясь ни к кому:

      – В самое, значить, яблочко.

      Никто, конечно, ничего не понял, но распоряжения, видимо, были отданы, концы обрублены, теперь плыть неизвестно куда по волнам догадок, ничего не спрашивать, пока не соизволят ввести тебя в понимание, – реальность действует без объяснений. Не «яблочко» тут смутило Гостева, не неизвестная цель, оказавшаяся поражённой,