Сказка Востока. Канта Хамзатович Ибрагимов

он сегодня увидел? Как он этот бой оценил? Каково его потрясение от этого сражения?».

      – Ну и каково тебе? – сквозь ночную темень хочет Тимур разглядеть лицо Моллы.

      – Здесь ничего, тихо, – глубокая тоска в голосе Несарта, – но ты пойди в степь, в сторону побоища, там до сих пор стоны – нечеловеческие муки.

      – Хм, ты не воин, тебе не понять.

      – Где мне такое понять?

      – Смерть за веру – счастливый удел бойца.

      – Что ж ты так прытко бежал, про хромоту забыл, все за телегами прятался, чуть ли не в гареме скрылся?!

      – Молчи! – взревел Тимур, эту сгорбленную тень он почему-то не посмел ударить, зато с яростью опрокинул шахматный стол. И что греха таить, ранее он любил лицезреть поле своей битвы – поле своей победы, ощущая под стоны людей и коней свою силу, мощь и избранность.

      Сегодня этого не было, и он ни шагу не посмел сделать в сторону степи, наоборот, направился в сторону Терека. Ночь холодная, непроглядная, темная, даже река сливается с берегами. И если бы не частый всплеск – вверх на нерест осетр идет, звуки лягушек по заводям и веяние прохлады, не понять, что рядом река. А за ней, там, где позади остались снежные горы, совсем мрак. И вот одна, вторая и еще вспышка – там по вершинам катится гроза, и оттуда веяние садов, откуда-то доносится ранний крик петуха. И пусть его голос одинок, но он есть, он живой. А ведь по тому селу его армия прошла, значит разорила. Видно, не до конца. Видно, и он где-то слабинку дал, что-то не рассчитал, на что-то, более чем надо, не понадеялся. Его думы прервал хлесткий всплеск. Понимает он, что это большая белуга в прибрежных водах икру мечет. Но Тимуру тревожно: может, это солнечный человек, Малцаг. Ведь он тоже в реке скрылся.

      С ним редко случалось, но сейчас в его сердце закрался страх, даже защемило в груди. Он хотел бежать, бежать из этого благодатного края, где такие сердечные, светлые люди, в свой пыльно-песчаный, покорный Самарканд. И он уже пятился от реки с не твердым, но таким предубеждением, как крупная капля, а потом отголоски предгорной грозы достигли и этого берега Терека… Гроза – это его стихия. Эти далекие молнии, этот глухой, очень далекий раскат словно зарядили его, взбодрили:

      – Нет! Не отступлю! – и это не о позициях в данном бою, это о жизненной позиции. – Только вперед! Только в этом мое величие и предназначение… А то, что тысячи гибнут, так и белуга икру снесет, сама зачастую подыхает. Такова жизнь! Вперед!.. А Тохтамыш – трус, мерзкий трус. Вижу его насквозь. Нужно терпеть и нужно думать… – Думай, башка, думай…

      Опять расставлены шахматы, вновь перед ним достойный соперник – сгорбленный Молла Несарт, усталый, скорбный. Да это Тимура еще больше воодушевляет. После скорых первых ходов его мысли и желание в нужном тонусе, и он призывает к себе Едигея. Молла Несарт был невольным свидетелем их предыдущего торга. Но, видимо, что-то не сработало, где-то не договорились, ибо вид у Едигея