Дневник влюбленной во всех десятиклассницы. 1996—1997. София Гарипова

легко провести, обмануть, он всегда был такой простой деревенский парень, хотя и всю жизнь учился в городе, в Челнах. Рустам-абый его утром привозит, а вечером увозит. Так Булат весь день находился в городе, заодно он и в Клуб Самодеятельной Песни записался, умеет теперь играть на гитаре. Мне Булат сначала казался простым и доверчивым, а потом мне показалось, что он не настолько прост, каким кажется.

      Не знаю, зачем мы баловались, зачем дразнили его и обижали? Стыдно как-то вспомнить… Сейчас сказала бы, это делалось с таким расчетом, чтобы никто не подумал о том, что мы друг в друга влюбились… Чтобы не звали нас «женихом и невестой». Так совпало, что у нас с Булатом одинаковые фамилии – мы Хусаиновы, поэтому нас давно в шутку дразнили так… Будто бы мы с ним уже поженились! И это было еще стыднее, чем прикрепить на спину листочек с нелепой надписью. Чтобы никто даже и не подумал, что я всерьез на него замуж собираюсь.

      В прошлом году – в 95-ом, мы прикрепили к его рубашке сзади на листочке надпись «Мин дурак». Эта запись, сделанная наполовину по-русски, гласит: «Я дурак», как можно догадаться. Остальные их двоюродные братья, едва научившиеся читать, Нияз и Альберт, смеялись над ним… Алсу-апа нам погрозила пальцем, но Булату ничего не сказала. На этом мы тогда не остановились: Алсу-апе из-за границы привезли германскую «проявляющуюся» помаду. Эта помада выглядела как обычная гигиеническая бесцветная помада, но после того, как намажешь ею губы, они становились ярко-красными. Мы решили провести Булата – намазали себе губы обычной бесцветной губной помадой, а Булату дали «проявляющуюся».

      К сожалению, «честь» убедить Булата намазать обветренные (якобы!) губы гигиенической помадой выпала мне. Досталась по считалочке. Вот в прошлом году я его провела… Потом сама была не рада – оказывается, оттереть эту проявляющуюся помаду было невозможно!

      Как увидела его в этом виде, грустного и с красными губами, как он в ванную пошел их отмывать, тут же с его спины сняла эту глупую и нехорошую записку «Мин дурак». Было стыдно и жаль Булата! Бедняга… он так и уехал домой с ярко-красными губами…

      А в этом году в апреле была тоже глупая история… Мы с Асиюшкой добаловались. Сидели, хохотали, я поправила скатерть, а Асия махнула в этот момент рукой. Так нечаянно и перевернули тарелку Булата. Пролили традиционный суп с деревенской курицей и лапшой ему прямо на белую рубашку и черные брюки… А он словно не за одежду боялся и переживал: «Мескен Пеструшка!» (Бедная Пеструшка!) – сказал с сожалением Булат, поднимая со штанины кусок курятины и кладя его в рот…

      «Это была любимая курица Булата» – пояснила Асия. Мне снова стало так жалко и Булата, и курицу, которую привезли его родители из деревни. Чуть сама не расплакалась. Потому что чувствовала… нечто такое… словно полюбила его?

      – Гафу ит, зинхар, (Пожалуйста, прости…) – попросила я прощения и села у его ног, стряхивала с его рубашки лапшу, пока Асия терла ему брюки салфеткой. А он успокаивал,