Отвага, слава и любовь. Анна Рось

Да, было время. Как польское войско под Цецорой проиграло у османов, так поляки обратились к козакам за помощью, обещая нам права и привилегии. Мы ж с поляками плечо к плечу стояли, не дали Осману завоевать Украину и Польшу. Да, мы тогда в третий раз Петра Сагайдачного гетманом выбрали, но он был раненый в руку отравленной османской стрелой и вскорости скончался, оставивши нас в великой печали. Так вот, – дед закурил люльку. – А ты куда?

      – В балку иду, за травами.

      – Небось, Лукерья обоз собирает? Неугомонная твоя мать. Молодчина. Много козаков на ноги поставила. Я когда под Переяславом раненый был, меня тоже одна козачка лечила, зеленоглазая, кровь с молоком, коса по пояс. А я так и не мог твою бабушку забыть, Ульяну. Вот так-то. Ну иди, козачка, собирай травы, пока ведрышко Господь дает. Слава тебе, Господи, – перекрестился дед Яким.

      5. Обоз

      Третий день ехали подводы на Корсунь. Вечерело. Решили остановиться на ночлег.

      – Вон место хорошее, – сказала Василина, козацкая вдова.

      Василина была крепкого телосложения, сама грузила раненых козаков на подводы, собирая их после кровавых боев. Муж ее, козак Назар Писарчук погиб, когда ей было неполных двадцать пять. Детей завести не успели. Уже восемнадцать лет вдовствовала она. Сватались к ней козаки, да не могла она своего Назара забыть.

      – Зараз, бабы, кулеш сварим, – сказала баба Одарка.

      Бабушке было уже шестьдесят три. Много горя она хлебнула на своем веку, похоронила сначала мужа, а потом старшего сына. Вот и младший поехал с козаками под Корсунь. Дома Одарка оставила на хозяйстве двух невесток и четверых детишек. Ничего не могло удержать бабушку на месте, когда ее единственный сын где-то в походе.

      А Явдоха была девка молодая, высокая, шумная и веселая. Кости вправляла, лечила растяжения. Никак не могла Явдоха жениха выбрать, а уже двадцать шесть стукнуло. Любила она одного гармониста, да он женат был, а другие ей не глянулись.

      Сопровождали обоз двое козаков. Один из них, Никола, заглядывался на Явдоху, а она все его намеренья сводила на шутку.

      Сели бабы у костра. Василина, нарезая хлеб, спросила:

      – А что, Лукерья, твоей Марички не видно?

      – Спит на подводе, степной воздух сморил, – ответила Лукерья.

      – Может, разбудишь, пусть поест?

      – Пусть спит, утром поест.

      – Хлопцы, идите кулеш есть, – позвала баба Одарка.

      – Ой, пахнет как, – сказал Иван, присаживаясь, – спасибо, бабоньки за угощенье.

      – Спасибо, дядька Иван, будете говорить, когда поедите, – сказала Явдоха. – Николай, а ты чего, присаживайся, не стесняйся, не укушу, – засмеялась она.

      – Ты бы, Явдоха, не насмешничала, а подала хлопцу хлеба, вот сало, ешь, Николаша, – угощала Лукерья.

      – И я говорю, все шутишь, Явдоха, так и в девках засидишься, – сказал Иван.

      – А вы меня, что, сватаете, дядька Иван?

      – И сватаю, смотри, какой козак! А как лозу на скаку рубит!

      – Знаю, знаю я. Вот вернемся с Корсуня, свадьбу справим, – пообещала Явдоха и прыснула.

      – Опять смеешься, –