Проклятие лесного озера. Максим Кызыма

только дух испустила, так сразу и часы встали, мне тогда всего пять лет было. Так и висят теперь, как украшение, напоминают о бабушке, она у меня хорошая была.

      Вадим уже допивал чай, прикусывая предложенными конфетами. Тамара рассказывала о том, как тяжело сейчас приходится в опустевшей деревне, а уезжать из этих родных мест она не хочет. Женщина говорила, а Вадим начал замечать странные перемены вокруг: скатерть на столе из белоснежной превращалась в пожухлую, старую тряпку; потолок обрастал паутиной, побелка отслаивалась, шелушилась прямо на глазах; окно затянуло чёрной плесенью, она расползалась, как иней по всей поверхности, не давая проникать внутрь дневному свету; картины выцвели, пожухли краски и, уже, невозможно было разглядеть, что было на них; тарелка, где лежала картошка, треснула пополам и покрылась плесенью; появились большие черные мухи, они кружились под потолком, садились на стол и ползали по, затянувшемуся чёрной плесенью, окну. Но самые страшные перемены были в самой хозяйке дома: весёлые карие глаза превратились в два чёрных провала, настолько бездонных, что можно было падать в них вечность и всё равно не достичь дна; кожа на лице отслаивалась, как старая краска, вспученная от воды, она отваливалась прямо на глазах, обнажая серые кости черепа; пальцы с хрустом ссыхались и скручивались, превращаясь из аккуратных женских конечностей в безобразные узловатые отростки, ногти вытягивались и загибались, больше напоминая когти какого-нибудь ястреба или другой хищной птицы; волосы стремительно седели, они извивались, словно черви, лезущие из земли, и отваливались, сыпались на пол, как высыпанные из кулька длинные макароны, продолжая там шевелится и ползать, словно змеи копошились и лезли в щели между досок, просачиваясь в пол; коричневый сарафан потускнел и превратился в истлевшие, бесформенные лохмотья, открывающие жёлтую гнилую плоть, кое-где выпирали кости рёбер, плоть отслаивалась, так же как и краска с пола; повсюду стояла невыносимая вонь тлена, гнили и разложения. У Вадима закружилась голова, перед глазами поплыли чёрные круги, он почувствовал, как остатки сознания покидают его. Женщина, если так можно было теперь назвать то существо, сидящее напротив него, громко засмеялась. Она смеялась, широко открывая безобразный, беззубый рот, источающий отвратительный запах гнили, изо рта вытекали сгустки гноя, растекаясь и размазываясь по подбородку, падая на грудь. Смех постепенно перешёл в хохот. Вадим узнал этот хохот – это был тот самый хохот, который он слышал ночью в лесу. Табурет, на котором сидел Вадим, с громким треском сломался и он завалился на пол. Ещё не успевшие скрыться в щелях пола, волосы тут же поползли к нему, они начали забираться в нос, в уши, лезли под одежду, больно впиваясь в кожу. Вадим не мог пошевелиться, тело не слушалось его, оставалось лишь наблюдать за происходившим вокруг безумием и ждать, когда всё это закончиться, а в том, что для него это закончиться печально – Сорокин уже не сомневался. Существо поднялось со своего места, от него отвалилось ещё несколько