Потерянные боги. Бром

Я иногда пробирался туда потихоньку, когда мальчиков уже звали домой, и играл там один. Мама меня предупреждала… Говорила, держись оттуда подальше. Но я, бывало, ее не слушался. Ну и… плохой я для этого выбрал вечер.

      Чет потряс головой, заглянул в дыру. Этот ублюдок где-то там. Внизу. Ждет.

      Глава 9

      Чет стоял посреди тесной пещеры, и тишина давила на него, как толща земли над головой. Он был один; Джошуа вернулся наверх.

      – И что теперь? – спросил он у стен. Слова тотчас поглотила тишина; даже эха здесь не было. Куда я вообще направляюсь? Тут до него дошло, что ангел не сказал ему ничего конкретного, не дал ни намека, не указал деталей. Нет… Что-то он мне все-таки оставил. Он подтянул к себе мешочек, развязал и перевернул вверх дном. Оттуда выкатились пара десятков медных пенни. Чет подобрал один, чтобы рассмотреть. Монетка была старой – все они были старыми – с головой индейца. Медь подернулась зеленоватой патиной.

      – Пенни? – произнес он; в нем крепла уверенность, что у ангела, пославшего его на задание, были не все дома.

      В мешочке было что-то еще. Порывшись, он вытащил нож в простых, но элегантных ножнах. Нож был почти в фут длиной; бронзовая рукоять с насечкой в виде чешуи, в навершии – какой-то белый камень. Чет выдвинул лезвие из ножен. Металл отливал очень ярким, почти белым золотом, и на нем не было ни царапины, ни малейшего пятнышка.

      Чет тщательно ощупал мешочек изнутри, надеясь найти записку, знак, – что угодно, только бы понять, что он, собственно, должен делать. Не нашел ничего.

      – И это все? Кучка мелочи и нож? И это должно помочь мне преодолеть все ужасы Ада? Ножик и горсть медяков? – Он попытался было рассмеяться, но вышло больше похоже на всхлип.

      Чет собрал монетки и нож, положил все обратно в мешок и присел около дыры, глядя во тьму. Тьма ответила ему холодным пустым взглядом. Ни звука, ни отблеска, в ней не было ничего. Именно это «ничего» и действовало на нервы сильнее всего. Он спустил в дыру одну ногу, потом вторую. И замер. «Я не могу, – прошептал он. – Не могу». И тут у него перед глазами встало лицо – его собственное лицо, которое пялилось на него мертвыми, невидящими глазами, в то время как Ламия – скорчившись над ним, как животное, как вампир – лакала его кровь. И тут все то, что случилось, обрушилось на него; содрогнувшись всем телом, он всхлипнул: «Я мертв. Я, на хрен, мертв». Эти слова, казалось, раздирали ему горло. Он раскрыл ладонь и уставился на метку. «Мертв и проклят». Страх стиснул ему сердце. «Но ведь это был несчастный случай. Я никогда… Никогда не хотел его убивать». Вот только он знал, что это неправда. Он хотел, на одну яростную секунду он хотел убить Тренера. «Вечное проклятие за одну секунду ярости?! Господи, разве это справедливо!? Где тут вообще справедливость!?» – Чет опустил руку с меткой и посмотрел вверх. Триш и его нерожденный ребенок – они были там, одни, с этими. Он же ей обещал, он поклялся, что всегда будет рядом. Его пальцы сжались в кулак. «Мне так жаль, Триш. Как же мне, мать его, жаль. – Он сердито вытер глаза. – Я вернусь. Клянусь». Он опять повернулся к дыре, стиснул зубы так, что заныла челюсть, перекинул