Таня Гроттер и магический контрабас. Дмитрий Емец

словно что-то понимает! – хмыкнул Дурнев. – Спорю, когда она вырастет, ее посадят в тюрьму! Только ради того, чтобы полюбоваться этим зрелищем, мы оформим над ней опекунство! Покорми ее, Нинель! Там в холодильнике остался просроченный кефир. Все равно выбрасывать.

      Так Герман Дурнев и его жена Нинель стали дядей Германом и тетей Нинелью. Под этими звучными именами они в свое время и вошли в справочное издание «Тысяча самых неприятных лопухоидов».

      Глава 2

      ЗОЛОТОЙ МЕЧ

      Таня Гроттер проснулась на рассвете от холода. На ее тонком одеяле был лед, и такая же ледяная корочка, только чуть потоньше, застыла на подушке. Некоторое время Таня еще лежала, надеясь забиться под влажное одеяло, но это было бесполезно – становилось еще противнее и холоднее. Тогда Таня откинула одеяло и торопливо вскочила, мечтая поскорее нырнуть в квартиру, в тепло.

      Она дернула дверь один раз, другой, третий, но та не поддалась. Встав на цыпочки, Таня обнаружила, что нижний шпингалет задвинут. Пипа опять взялась за старое. В последний раз она заперла Таню на лоджии в начале весны, та простудилась и полтора месяца провела в больнице с воспалением легких. Впрочем, время в больнице было не таким уж и плохим, хотя ей ежедневно делали уколы и даже ставили капельницу. Там она, во всяком случае, была в тепле и ее никто не шпынял по тридцать раз на дню. И вот теперь снова...

      Таня принялась стучать в стекло, но Дурневы крепко спали в соседней комнате. Разбудить их смогла бы только взорвавшаяся в кухне бочка с порохом. Что касается Пипы, то, хотя ее кровать и была совсем рядом, она только хихикала и строила Тане отвратительные гримасы. Впрочем, никакая гримаса, даже самая противная, не была столь же противной, как ее собственное лошадиное лицо (наследство от папы Германа) с мигавшими на нем круглыми рыбьими глазами (подарок от мамы Нинели).

      – Эй ты, страшилище, открой сейчас же! – крикнула Таня Пипе.

      – Размечталась! Сиди там и мерзни. Все равно тебя когда-нибудь посадят в тюрьму, как и твоего папашу... А мне противно: не хочу, чтобы ты бродила по квартире. Еще украдешь что-нибудь, – фыркнула Пипа.

      Она достала из ящика стола фотографию в рамке и, плюхнувшись обратно на кровать, стала ее рассматривать. Таня не знала, кто на этой фотографии, потому что Пипа постоянно запирала ее и никогда даже случайно не поворачивала рамку лицевой стороной. Наверняка Таня знала только то, что Пипа без памяти влюблена в того, кто на этом снимке, причем влюблена так, что глазеет на него не меньше чем по часу в день.

      – Давай, давай! Покажи ему свои прыщи! – крикнула ей Таня.

      Пипа яростно засопела.

      – Давай, давай! Смотри только нос не отсопи! – ежась от холод а, снова крикнула Таня.

      Давая этот совет, она шарила глазами по балкону, прикидывая, нельзя ли чем-нибудь запустить в Пипу. А если запустить нечем, то нет ли хотя бы подходящей веревки, чтобы, сделав петлю, свесить ее из форточки и подцепить шпингалет.

      Дурневы никогда не говорили Тане правды о ее родителях. Им доставляло удовольствие дразнить девочку