Демон государственности. Роман. Ирина Филева

лапки. Светёлка-то простояла всю зиму запертой на замок, и ключ из своей связки на поясе хозяйка никому не давала, а слой пыли за изразцовой печкой выглядел как будто потревоженным. Из семейства проказничать эдаким образом было просто некому и, кроме того, фаланги детских или изящных женских пальчиков малость не вписывались в оттиск загадочных четырёхпалых конечностей на занавеске – сама пробовала приложить свои ладошки так и эдак. У человека средний палец на руке длиннее остальных, тогда как на занавеске три пальца были равной длины на обоих отпечатках, а от мизинцев, как-то затейливо вывернутых, остались жирные точки. Вот и кузина говорила, что домовые могут иногда материализоваться из тонких измерений, причём, материализация начинается с конечностей. В народных байках рассказывалось, что домовые оберегают своё хозяйство, как могут, хотя порой позволяют себе более или менее невинные простецкие шутки. Однако молодая женщина считала глубоко несправедливыми поклёпы и небылицы, которые дремучие ханжи возводят на этих маленьких шаловливых существ. «Иннокентий, должно, предупреждает о переменах, да о себе напоминает, самым что ни на есть очевидным образом. Уж не к переезду ли?» – ни с того, ни с сего тогда подумалось ей. И, действительно, через полгода, по осени, муж пришёл со службы и сообщил, что его бывший соученик по реальному училищу, у которого в Санкт-Петербурге служба связана со строительными подрядами, приискал ему место с квартирой.

      Так провинциальный домовой Кеша на излёте зимы, в морозно-розовый ранний закат, появился со своими хозяевами в столице. Покрытые инеем мохнатые лошадки подкатили сани с домашним скарбом к шестиэтажному дому. Новое пристанище, ещё пахнущее свежей стройкой, привело Кешу в неописуемое восхищение. В высоком и светлом парадном подъезде в зеркалах отражались элегантные дамы и господа. Они оставляли зонты и калоши у общей стойки внизу и поднимались в квартиры по белокаменной лестнице с мягкой ковровой дорожкой или плавно взлетали вверх в зеркальном лифте. В ненастные вечера в лестничном камине радушно потрескивал огонь. Когда после полуночи прогорали дрова, Кеше нравилось греться в остывающем зеве камина. Если б кто и мог разглядеть его в полутьме на фоне серого пепла, то приметил бы похожее на туманный сгусток тельце, размером изрядно крупнее кошки. Но потому его излюбленную пору выходов в мир вещественный и называют «час между волком и собакой», что человеческое восприятие бессильно отличить дикого зверя от друга. Это такое время перед рассветом, где-то между третьим и четвертым часом ночи. И обычно об эту пору уже все затихало, даже если у жильцов случались празднества и вечеринки. Тогда он мог прошуршать по гостиным и столовым, на случай, если где оставлено угощение. Поскольку непосредственные встречи с людьми – потрясение, на которое домашние духи идут только в самых крайних случаях, то, пока в доме не начинала