Дом проблем. Канта Хамзатович Ибрагимов

некоторого замешательства залепетал Мастаев.

      – Что-то нет энтузиазма в твоих речах!

      – Я-я не оратор, я рабочий.

      – Правильно, нам болтуны не нужны! А пролетарий не упустит власть из своих рук. Правильно я говорю? – хлопнул по плечу.

      – Да, – еле выдавил молодой человек.

      – Что-то не слышу, я пролетарской твердости в твоем тоне…

      – А может, то есть д-да, я согласен.

      – Тогда твердой рабочей рукой распишись здесь, и фамилию.

      – Что это такое?

      – Это верность коммунизму и рабочему классу. Ты согласен? Наши ряды вопреки всем буржуазным козням, ширятся. Мы ещё покажем им, где раки зимуют, и, – он вознес кулак, тут телефон, Кныш явно не хотел говорить при Мастаеве.

      – Подожди минутку, – сказал он вежливо в трубку, и выпроваживая посетителя. – Кстати, о нашей дружбе, службе и рабочей солидарности – ни кому, даже матери – ни слова.

      – Э-э, т-так мать-то знает.

      – Я сказал – не должна знать… И ещё, на время выборов – в горы ни ногой, из города выезд запрещён.

      Как и в первый раз, вышел Мастаев из «Дома Политпросвещения» весь мокрый от пота, а в ногах дрожь. Сознание, хоть и туманится, а он понимает, что не хочет идти в своё новое жилище «Образцового дома», но большле некуда, да и мать там. В таком, в подавленном состоянии он брёл по освещенной солнцем стороне проспекта Революции мимо магазина «Молоко», там в очереди оказалась его мать.

      – Сынок, Ваха, – голос матери вернул его к действительности, – ты домой? Иди, я скоро приду.

      Ничего не оставалось, побрёл домой. Обеими руками обхватив разболевшуюся голову, он сидел на диване, то бессмысленно глядя в телевизор, то бросая тоскливый взгляд в сторону протертых футбольных тапочек, заброшенных под кровать, как вошла мать, положила тёплую руку на его плечо и с какой-то усмешкой сказала:

      – Кныш только что прошмыгнул в подъезд… Хм, без галстука и без костюма – не узнать, – она отошла к столу. – Ты видишь, как здесь люди живут… А эти все врут, – она выключила телевизор. – Конечно, в общаге было проще, а здесь лучше. У нас обратного пути нет. А у этих людей – слова и дела – по разным дорожкам. Так что и ты особо не мучайся, иди, играй в свой футбол.

* * *

      Скорее всего жизнь – это не прямая, не спираль или зигзаг, а просто совокупность эпизодов, которые под старость вспоминаешь. И наверное, в жизни каждого человека есть такие эпизоды или моменты, которые вновь и вновь вспоминаешь, переживаешь, думаешь – а правильно ли поступил, и зачем?

      Вот так, почти всю жизнь, мучился Нажа Мастаев, вспоминая один из эпизодов своей жизни, который в некой степени сказался на его судьбе и всегда сам себя корил – зачем? почему не как все остальные – не сдержался, пока не прочитал «Архипелаг Гулаг»: «Но была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности, – не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это – чечены!»20.

      От этих

20

А. И. Солженицын. Малое собрание сочинений. Т. 7, с. 367. М.: Инком, 1991.