Стёртые лица. Ксения Кошелева

и мама была ему под стать, две сухие макаронины. Их как-то звали, какой-то господин и какая-то госпожа, но все девочки стали кричать «мама, мама» и «папа, папа», вскочили со своих табуреточек. Они побросали краски, игрушки, начали хватать этих двоих за одежду и за руки, и плевать хотели на то, что говорили им сёстры-воспитательницы. И Роксана хватала, как без этого.

      Им нужна была зеленоглазая девочка со светлыми волосами, и они нашли себе такую, забрали с собой, и больше она не возвращалась в приют. Они стали её мамой и папой.

      Через два дня Роксана сбежала – тоже впервые. Из окна уборной второго этажа – на крышу пристройки, а у пристройки стоит старая лестница, которую то ли забыли убрать, то ли оставили нарочно. Вверх по улице, свернуть и ещё раз свернуть, и ты на вокзале. Роксана хорошо запомнила этот путь, когда они ездили месяц назад на пригородном поезде на приютские дачи, и, возможно, повторила бы его, если бы не сестра Маргитт, возвращавшаяся с рынка.

      После того, как её вернули в приют, Роксана замолчала на полгода.

      Когда ей исполнилось восемь, мама с папой забрали её – тоже впервые. Им было безразлично, зелёные у неё глаза или карие, они выбрали её из каких-то своих соображений, и вернули обратно сообразно им же – через два месяца. Того папу, кажется, звали Бер, а маму – Хильда. Следующие забрали Роксану через три года, и вернули ещё быстрей, чем Хильда с Бером, потому что Роксана выпустила их птиц из клеток. Два дрозда, семь канареек и один снегирь – никто из них не должен был жить взаперти. Роксана поняла тогда, открывая клетки, что ей ни в приюте, ни у чужих людей тоже не будет свободы, поэтому, когда папа Велуш вёз её обратно, она выскочила из машины на перекрёстке.

      В этот раз она молчала без малого год, и когда на ежегодной встрече с госпожой Бедельней, содержавшей приют на свои деньги, собирали хор, её поставили с краю для массовости – просто открывать рот, изображая пение. Это было ошибкой, потому что в середине концерта у Роксаны прорезался голос, и она начала орать, и кричала так громко, что только чудом не полопались стёкла и не рухнула люстра с потолка.

      Третьего раза не было, точней, однажды Роксаной интересовалась пара, имевшая уже двоих детей, мальчика и девочку, и оба, как поняла Роксана, были приёмными. Роксана на каждый из вопросов, что задавали ей эти мама с папой, отвечала невпопад, то растягивая слова, то бормоча их себе под нос, то проговаривая быстро и проглатывая половину, а то и вовсе заканчивая фразу безумным смехом. Она строила из себя дурочку, потому что довольно твёрдо решила для себя, что ей не нужны ни чужие родители, ни свои.

      Последний побег ей почти удался, и она добралась на электричке – конечно же, зайцем – почти до самого моря, но в буфете какой-то маленькой станции её поймал дружинник. И её вернули назад.

      Теперь же её никто не вернёт.

      И сама она не вернётся.

      Перед тем, как войти в комнату, Роксана приложила к двери ухо. Было слышно приёмник, передававший какую-то бодрую музыкальную передачу, и Роксана,