Ислам и мир: восток глазами классиков. Нурали Латыпов

так истово, с такой искренностью передает смыслы Корана (Переложение суры XCIII «Солнце восходящее») обращённые к пророку, что хочется преклонить колени, повторяя эти простые истины, в которых слышится неподдельная забота и любовь к человеку, избранному нести в мир Слово.

      Клянусь четой и нечетой,

      Клянусь мечом и правой битвой,

      Клянуся утренней звездой,

      Клянусь вечернею молитвой:

      Нет, не покинул я тебя.

      Кого же в сень успокоенья

      Я ввёл, главу его любя,

      И скрыл от зоркого гоненья?

      Не я ль в день жажды напоил

      Тебя пустынными водами?

      Не я ль язык твой одарил

      Могучей властью над умами?

      Мужайся ж, презирай обман,

      Стезёю правды бодро следуй,

      Люби сирот, и мой Коран

      Дрожащей твари проповедуй.

      Нурали Латыпов

      Важно отметить, что «Подражания Корану» это не просто случайно избранные суры, но результат некой селекции, условно говоря, «естественного отбора» сюжетов, которые несут в себе не только религиозно-законодательные смыслы, но и философские проблемы непреходящего значения. Достаточно сказать, что девятый раздел «Подражаний» по сути философско-аллегорическая концепция обратимости времени, изложенная в суре II «Корова» (261 стих). Вот как она звучит в интерпретации Пушкина:

      И путник усталый на бога роптал:

      Он жаждой томился и тени алкал.

      В пустыне блуждая три дня и три ночи,

      И зноем и пылью тягчимые очи

      С тоской безнадежной водил он вокруг,

      И кладез под пальмою видит он вдруг.

      И к пальме пустынной он бег устремил,

      И жадно холодной струёй освежил

      Горевшие тяжко язык и зеницы,

      И лёг, и заснул он близ верной ослицы —

      И многие годы над ним протекли

      По воле владыки небес и земли.

      Настал пробужденья для путника час;

      Встает он и слышит неведомый глас:

      «Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»

      И он отвечает: уж солнце высоко

      На утреннем небе сияло вчера;

      С утра я глубоко проспал до утра.

      Но голос: «О путник, ты долее спал;

      Взгляни: лёг ты молод, а старцем восстал;

      Уж пальма истлела, а кладез холодный

      Иссяк и засохнул в пустыне безводной,

      Давно занесённый песками степей;

      И кости белеют ослицы твоей».

      И горем объятый мгновенный старик,

      Рыдая, дрожащей главою поник…

      И чудо в пустыне тогда совершилось:

      Минувшее в новой красе оживилось;

      Вновь зыблется пальма тенистой главой;

      Вновь кладез наполнен прохладой и мглой.

      И ветхие кости ослицы встают,

      И телом оделись, и рёв издают;

      И чувствует путник и силу, и радость;

      В крови заиграла воскресшая младость;

      Святые восторги наполнили грудь:

      И с богом