Рассказы деда Балюка. Избранное. Иван Попков

Витка! Вихрь! – дружно кричали возбужденные ребята вслед своему кумиру. Он же, поравнявшись со своим домом, свернул к воротам, где стояли его отец, мать и сестра Аленка.

      Мать долго не выпускала сына из своих объятий. Заметив розовый шрам у виска, молча уронила слезу.

      – Ну, ладно, мама, я скоро вернусь. А теперь некогда, – ласково произнес Витька. И ловко впрыгнув на Бурана, поехал догонять своих…

      Маришка

      В среду вечером зашёл ко мне Янька Елисеев, друг мой из Богдановки. – Гриня, друг, выручай. Старики свадьбу затеяли. Мою сестру Фроську замуж выдают. У нас на всю деревню один гармонист, да и тот уезжает на неделю в Златоуст. Поиграй, а?

      Свадьбу Елисеевы закатили шикарную. Почти вся деревня гуляла. Столы установили во дворе, под яблонями. После трёх-четырёх тостов свадьба загудела. Старики в обнимку, слегка покачиваясь, затянули «По диким степям Забайкалья». Разнаряженные парни, девчата не жалели своих каблуков. Особенно вон та девушка, в голубом атласе: талия в обтяжку, гибкая, как лоза. Она задорно прошлась по кругу. Крутнулась на месте, обнажив точеные ножки выше колен. И снова дробь каблуками. Как она пляшет! Сколько в ней задора! Я спросил у подошедшего ко мне Яньки:

      – Не знал я, что у вас такие девчата. Кто такая?

      – О, Зто наша Маришка. Только ты того, не заглядывайся на неё…

      Я не придал значения Янькиным словам. Да и поздно было. Маришка зажгла в сердце искорку.

      Поле небольшого перерыва девушка подошла ко мне:

      – Парень, – сыграй что-нибудь трепетное, цыганское.

      Маришка вышла в круг. Гордо подняла голову. И по-ш-л-а! Какой ритм, какая гибкость, пластичность движений. И вот Маришка на коленях, вибрируя плечами, запрокинула голову так, что темный роскошный шелк ее волос касался земли. Я был в восторге. И тут же подумал: откуда у Маришки такой горячий, поистине цыганский темперамент.

      Время заполночь. Луна, лимонным светом пробивая густую крону яблонь, бросала блики на усталых трапезников. Свадьба заметно поредела. Бабка Жидориха в одиночку надрывала свои осипший, пропитой голос. А рядом нею слегка похрапывал дед Пантелеи, уложив свою окладистую бороду в недоеденную миску с холодцом. Молодежь никак не хотела расходиться, окружив гармониста: такое веселье нечасто бывает. Когда я провожал Маришку. в деревне ни одно окно не светилось, все спали крепким предутренним сном. Прогорланил петух. Это петух бабки Жидорихи. Поет, как и сама хозяйка – громко, с надрывом.

      Маришка жила на краю деревни в старом деревянном домике под соломенной крышей. «Такая видная, красивая девушка. Ей бы в хоромах жить», – подумал я.

      Прошло три недели. Я буквально потерял голову. Образ Маришки преследовал меня днем и ночью. Богдановка стала для меня родной. Здесь я бывал каждый день…

      …Начало июля, пора сенокосная. Луга дышали терпким, пьянящим ароматом разнотравья. От легкого ветра тихо покачивались метелки