Жизнь легка (сборник). Игорь Силантьев

века (а вот детей вроде бы нет) Весь перечень деталей, всплывающих вокруг героя, создает образ социально усредненного «я», что лишний раз подтверждает ориентацию образа не на предметное, а на мифологическое.

      В мифе возможно все, он устанавливает особое состояние, кроме того, здесь все как бы перетекает во все на основе сопричастности Наверное, благодаря этому единственным законом такой мифопоэтической реальности становится закон непрерывного превращения, постоянных метаморфоз Земля может легко оказаться вверху, небо – внизу, живое легко смешивается с неживым, предметное с нематериальным, природное с духовным

      Например, можно из папиросной (то есть очень тонкой) бумаги сделать радугу, а потом пойти по ней, превратившись в охотника на солнце (!); или соорудить из разных предметов со свалки конструкцию-подобие человека, стать им и уйти-взлететь высоко, в надежде встретиться с Богом; или, припадая к Земле, прорастать в нее всем своим существом и пр

      Возвращаясь к двухтемью сборника, отметим, что миф творческих метаморфоз охватывает одновременно город и природу, но именно природное становится основой ми-фопоэтического образа Городская обыденность ощущается и пере живается героем как муторная, привычная, тошнотворная, внесобытийная Однако вымученность городом и желание его (и ее) избыть открывает саму суть жизнебы-тия, причем здесь же, рядом Стоит только закрыть глаза и открыть их, попытаться, замирая в созерцании, увидеть иную ипостась привычного Например, жука синего космического цвета, ползущего по уродливой городской клумбе (резиновому ободу колеса); паучка, пытающегося поймать в свою паутину солнце; гусеницу, затаившуюся на травинке в дождливый день; можно даже заметить, что цветок ромашки состоит из трех створок

      Весь круг созерцаний природного и контекст подмеченного меньше всего располагает поэзию И Силантьева по разряду пейзажной лирики Скорее всего, мы имеем дело с тем родом поэтического творчества, который размещается на переходе от натурфилософской к метафизической художественной идеологии В отличие от героя, автор не акварелист (вообще его эпитеты играют не колористическую роль), не естествоиспытатель или юннат (здесь созерцание максимально очищено от прикладного нюха – просто наблюдения), не метафизик, так сказать, уходящий от естественной природы в природу духовную, не мистик и не аскет Он мифограф, а не мифолог, или по-простому – коллекционер забытого, а для многих бесполезного

      Любопытно, что поэтическая мифографика не исключает, а предполагает в качестве фона использование и других видов образности В частности, известную любовь к тропам и фигурам, умение неожиданно из самой сути художества выйти в риторику, с одной стороны, а с другой – достаточно умеренное введение в произведения символической образности, прорастающей иногда из текста в текст

      Итак, закрывая книгу стихотворений И. Силантьева и возвращаясь к ее названию, мы можем уточнить, в каком смысле