Дневник. Чак Паланик

где она с подружками рассматривала картину с изображением большого каменного дома. С одной стороны к дому была пристроена оранжерея, зимний сад с пальмами. В окнах виднелся рояль. И мужчина, читающий книгу. Частный маленький рай. Ее подружки хвалили картину, подбор цветов и все прочее, и вдруг кто-то сказал:

      – Не оборачивайся. К нам идет вшивый Юпитер.

      Мисти не поняла:

      – Кто?

      И кто-то сказал:

      – Питер Уилмот.

      А кто-то другой добавил:

      – Не смотри ему в глаза.

      Все ее подружки в один голос твердили: Мисти, не надо его поощрять. Каждый раз, когда в комнату заходил Питер, все женщины вдруг вспоминали, что им надо бежать по делам. Нет, от него не воняло, но все равно почему-то хотелось отойти от него подальше. Он не пялился ни на чьи сиськи, но большинство женщин в его присутствии все равно скрещивали руки на груди. Наблюдая за всякой женщиной, говорящей с Питером Уилмотом, можно было заметить, как ее лобная мышца сминает кожу на лбу в морщины – верный признак испуга. Полуопущенные верхние веки Питера застывали в прищуре, как будто он злился, а не искал, в кого бы влюбиться.

      А потом все подружки Мисти, в тот вечер в галерее, они бросились врассыпную.

      И Мисти осталась один на один с Питером, с его сальными волосами, и растянутым свитером, и старинной дешевенькой бижутерией. Он стоял, уперев руки в боки, и раскачивался на каблуках. Глядя в упор на картину, он сказал:

      – Ну так что?

      Не глядя на Мисти, он сказал:

      – Тоже струсишь и убежишь, как твои сладенькие подружки?

      Он сказал это, выпятив грудь. Его верхние веки застыли в прищуре, нижняя челюсть задвигалась. Зубы заскрежетали. Он развернулся и так тяжело привалился спиной к стене, что картинка рядом с ним покосилась. Он стоял, прижимаясь плечами к стене и держа руки в передних карманах джинсов. Питер закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Потом медленно выпустил воздух, открыл глаза и сказал, глядя на Мисти в упор:

      – Ну, и что скажешь?

      – О картине? – сказала Мисти. Старый каменный дом. Она протянула руку и поправила покосившуюся картину.

      Питер посмотрел вбок, не поворачивая головы. Он посмотрел на картину возле его плеча и сказал:

      – Я рос по соседству с этим домом. Парень с книжкой – это Бретт Питерсен.

      А потом он сказал очень громко, чересчур громко:

      – Выйдешь за меня замуж?

      Так Питер сделал ей предложение.

      Так ты сделал ей предложение. В первый раз.

      Все говорили, он вырос на острове. Остров Уэйтенси, настоящий музей восковых фигур, где старые добрые островные семейства знают свою родословную вплоть до времен Мейфлауэрского соглашения. Где старые добрые семейные древа сплелись ветвями, и теперь каждый с каждым в родстве. Где уже две сотни лет никому не приходится покупать столовое серебро. Они каждый день ели мясо, за каждой трапезой, и все сыновья этих древних почтенных родов, похоже, носили все те же дешевые затасканные украшения. Это вроде как местная мода. Их старые каменные