Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу. Эрик Лор

против конкурентов-иностранцев. Беспокойство российского купечества было одной из причин усиливавшегося шквала ограничений, с которыми сталкивались иноземцы. Это и ограничение на продажу определенных видов товаров, и запрет на владение крепостными или холопами, и ограничение права торговать с другими иностранцами, и суровые ограничения, определяющие места возможного расселения и ведения торговли, и запрет на розничную торговлю (иностранцы могли продавать или покупать товар лишь оптом), а самое главное – гораздо более высокие налоги. Разница в налоговых ставках резко выросла в последней половине XVIII века[33]. Однако противостояние российских и иностранных купцов вовсе не было повсеместным и постоянным. Хотя соперничество и приводило к неприятию иностранцев, у многих российских купцов сложились тесные торговые и коммерческие связи с ними, постепенно обретавшие культурное, политическое и личное значение. Так что российские купцы могли одновременно содействовать и ограничениям, и открытости[34].

      Царь обладал огромной личной властью над иностранцами и их деятельностью. Его дозволение было необходимо в каждом отдельном случае поступления иностранца на службу, открытия им предприятия, въезда в пределы царства или выезда за них. Вместе с тем ко второй половине XVII века царь гораздо чаще использовал эту власть для защиты иностранцев в Московии и содействия им, чем для наложения на них каких-либо ограничений[35].

      Иностранцам часто предписывалось жить в особых «иностранных слободах» за пределами города и носить особую одежду. Они посещали свои собственные церкви и жили, пользуясь иными правами и исполняя иные обязанности, чем те, которые имело русское городское население. Формальный статус подданства был лишь одним из списка социальных, религиозных, культурных, лингвистических и других факторов, отделяющих иностранцев от русских; натурализация не могла автоматически устранить эти различия.

      Напротив, процесс обращения в православие был в гораздо большей степени практически и символически связан с обретением своего места в государстве и обществе. После обращения иноземец, как правило, покидал иностранную слободу, начинал носить русские одежды, приобретал большую часть прав и обязанностей русского человека такого же социального положения. Например, власти в значительной мере принуждали к обращению военнопленных, временами делая принятие православия условием освобождения из плена, но затем используя православную веру новообращенного как основание для удержания его на царской службе. В XVII веке это стало причиной множества дипломатических конфликтов[36]. Московиты всех рангов считали православную веру гораздо более важным знаком принадлежности к российским подданным, чем формальное принесение клятвы царю[37]. В. М. Гессен, один из ведущих экспертов по истории натурализации в России, заявлял, что «натурализация праву Московской эпохи совершенно неизвестна. Как некогда в Византии, и в Москве принятие православия является для

33

Szeftel M. The Legal Condition of the Foreign Merchants in Muscovy // Recueils de la Société Jean Bodin. 1972. Vol. 33. P. 335–358.

34

Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы в России. С. 213–223, 268.

35

Звягинцев Е. Слободы иностранцев в Москве XVII века // Исторический журнал. 1944. Т. 126. № 2. С. 81. О влиянии церкви на царя в политических вопросах, связанных с иностранцами, см.: Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы в России. С. 102–168.

36

Reger W. M. IV. Baptizing Mars; Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. С. 152–153.

37

Цветаев Д. В. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. М.: Университетская тип., 1890. С. 340–343. Первоочередная роль обращения была не столь очевидна в случае мусульман и иудеев, которых к нему обычно не принуждали и от которых не ожидали принятия православия. Как ни странно, это более глубокое признание религиозных различий сочеталось с более близким знакомством. Это отражалось и в терминологическом разделении иностранцев на «немцев» (немых, уроженцев Германии), как называли выходцев из Западной Европы, и иноземцев (иностранцев). Последнее слово, имеющее более общее значение, часто использовалось для обозначения иностранцев из неевропейских государств. См.: Lahana M. L. Novaia nemetskaia sloboda: Seventeenth Century Moscow’s Foreign Suburb: Ph. D. diss. University of North Carolina at Chapel Hill, 1983. P. 342, 350.