Приговорен только к расстрелу (сборник). Валентин Пикуль

тоже не раз любовался.

      – Гляди мне, Терентий Иваныч, – шутливо грозил он, подмигивая (озорник был этот Архаров), – гляди, как бы тебе не скатиться в тот овраг, из коего еще ни един ученый мужик живьем не выбрался.

      – Ах, Николай Петрович, гость мой превосходительный! Уж и не пойму, то ли пужаете, то ли приласкать решили меня…

      – Да ведь люди-то с экими головами, какая у тебя, непременно кончают жизнь изобретением перпетуум-мобиле. Слыхал ли?

      Волосков от проблем вечного двигателя был еще далек.

      – Не, – говорил он губернатору, – ежели по совести, так вернулся я в годы юности, о часах снова думая. Но о таких часах, каких во всем свете еще не бывало и не будет.

      – Какие ж это часы?

      – Говорить о них раненько. Думать надо.

      – Ну думай. Не надо ль чего от меня?

      – Благодарствую. У меня все есть, слава Богу. А не хватает только покою, очень уже все интересно мне…

      В 1785 году Екатерина Великая, администраторша гениальная, ввела новое городовое положение, и Терентий Иванович Волосков стал первым во Ржеве городским головою, охотно избранный для служения всем народом. Тогда ему пошел уже шестой десяток, забот прибавилось, а золотую цепь головы он надел поверх того же скромного зипуна, посоха в руке и книги за поясом не оставил. В доме его тоже не было никакой роскоши, но зато царили чистота и опрятность. В это время Волосков проводил наблюдения за Солнцем и столь увлекся, рассматривая огненное светило, что однажды слез с крыши, испугав жену признанием:

      – Малаша, родимая, а ведь вижу-то я тебя единым лишь оком – левым, а правое-то уже ничего не видит.

      Жена, конечно, в слезы:

      – Господи! И все-то у тебя не как у людей. Жить бы нам с белил да кармина, жить бы да радоваться, так впялился ты в солнышко, будто звезд тебе не хватает. Вот и наказал Боженька!

      – Не вой, – отвечал Волосков жене. – Мне и без твоих слез дел хватает. Я и с единым оком управлюсь, чтобы ахнула вся Россия, узрев такое, чего мир-то еще не видывал…

      Сказал так и вдруг начал смеяться.

      – Чего тебя разбирает-то? – подивилась жена.

      – Да вспомнил детство. Как часы из глины слепил… Ох, и больно же посек меня тятенька!

      – Дождешься. Снова, гляди, как бы не высекли…

      Гостям своим Волосков протягивал работящие руки:

      – Вот вам длани мои! Гляну на суставы, всмотрюсь в извилины, по коим хироманты судьбы предсказывают, и сразу укажу дни святых, когда и кого поминать надобно, чему смолоду удивлял я мужей церковных… Теперь же, – говорил Терентий Иванович, – мечтаю о создании часов-автомата, который бы являл взору нашему весь мир в сочетании со временем проистекающим, и вы, люди добрые, не смейтесь… такое сбудется!

      Людям же знающим, а не просто любопытным, Волосков трактовал о целях своих более подробно:

      – Великий математик и астроном Карл Гаусс исчислял те же задачи календарного исчисления, кои входят в понятия эпакта, индикто и вруцелето,