Дракула. Брэм Стокер

разошелся он мгновенно; можно было бы сказать, что он остался незамеченным – слишком политически бурным было время в России, но, судя по тому, как он неоднократно переиздавался и быстро исчезал с прилавков магазинов, читателя он явно обворожил – и было за что.

      В довольно многочисленной «дракулиане» привлекают особое внимание упомянутое послесловие В. Цымбурского и своеобразный отклик на нее искусствоведа, теоретика кино и телевидения, философа Олега Аронсона.

      По мнению В. Цымбурского, мифы о вампирах примиряли людей со смертью, психологически оправдывали смерть. Оппозиции «жизнь – смерть» противополагалась оппозиция «смерть – несмерть», то есть боязнь смерти уступала ужасу перед бессмертным, вечным существованием вампира. Мифологическая фигура вампира объясняет человеку, почему он должен умереть, «внушается страх перед соблазнительной «вечной жизнью»[5].

      Вместе с тем для Цымбурского как увлеченного геополитика в графе Дракуле, то есть его прототипе Владе Цепеше, актуализируются исторические мифы, в которых на первом плане оказывается не вампиризм, а мотивы возникновения Европы, противостоящей Османской империи, мифы политические, мифы государства и его границ, когда государство, оказавшись на границе с врагами, становится источником террора, воплощенного в фигуре Влада Цепеша. Стокер соединил графа Дракулу и его исторического прототипа Влада Цепеша, а Цымбурский уловил «политический след» будущего. Геополитика как вражда земель, вражда Запада и Востока находит в фигуре Дракулы иного, появляющегося из «зоны разлома цивилизации и культуры»[6].

      Согласно О. Аронсону, в романе Стокера описано возникновение нового способа восприятия. Роман создан в те же годы, что и «Толкование сновидений» З. Фрейда и «Материя и память» А. Бергсона, ощущавших переориентацию мышления от «знаков культуры» к мышлению кинематографическими образами, опережая сам кинематограф. Таким образом, по мнению О. Аронсона, «Дракула» Б. Стокера – феномен кинематографа до кинематографа. Но кинематограф как феномен искусства, более близкого массовой культуре, чем роман Стокера, гораздо больше подвержен увяданию, старению под воздействием времени.

      Роман же Б. Стокера, несмотря на всю свою кинематографичность, – это прежде всего литературное произведение, имеющее глубокие традиции в английской готической литературе, и не только в ней. Оно не увядает со временем. Это захватывающее чтение, впечатляющее неожиданными, нетривиальными поворотами сюжета, эротическими подтекстами, изображением кошмаров и чудес, зыбкостью границ между жизнью и смертью, реальным и фантастическим, а в конце концов – обнажением прикрытой повседневной суетой первоосновы бытия: столкновения двух начал – Бога и дьявола.

Татьяна Красавченко

      Моему дорогому другу Хомми-Бегу[7]

      Прочитав книгу, вы поймете, как она складывалась. В ее основе – записи о непосредственно происходивших событиях, излагаемых с точки

5

Цымбурский В. «Граф Дракула», философия истории и Зигмунд Фрейд» // Стокер Б. Вампир (Граф Дракула). Кишинев: Ада, 1990. С. 353.

6

Аронсон О. Трансцендентальный вампиризм // Синий диван. Философско-теоретический журнал. Вып. 15 [Сб. статей по теме вампиризма] / Сост. Елена Петровская. М.: Три квадрата, 2010. С. 40.

7

Хомми-Бег, т. е. Маленький Томми – дружеское прозвище на мэнском диалекте английского романиста Холла Кейна (1853–1931), близкого друга Б. Стокера. – Здесь и далее примеч. перев.