Святая Грусть. Николай Гайдук

ударил, немилосердно разрушая пастораль. Вороньё слетело с колокольни, раздирая глотки паническими криками и ничего не видя в мокрой темноте.

      Одна ворона сдуру стукнулась в окошко царской опочивальни.

3

      «Худая примета!» – мелькнуло в мозгу.

      Царь Государьевич, поднявшийся ни свет, ни заря, снова решил маленько отдохнуть, и вот сейчас он с трудом оторвал от подушки голову с помятою прической и такими же помятыми мыслями. По сторонам посмотрел.

      Ворона, ударившаяся в окно, успела уже улететь за несколько этих секунд, покуда государь прочухался. «Что за примета? – подумал он. – И почему худая?»

      Молния за окнами выбелила небо синевато-светлою мокрою известкой. Царь в это время проморгался. Но ещё не видел ясно и отчётливо.

      Горим? – спросил он. – Ты где, Терёшка?

      Я здесь…

      Горим, что ль?

      Нет, Ваша Светлость.

      А чего мы делаем?

      Гроза, Ваша Светлость. Прогнать?

      Царь зевнул, кидая на раскрытый рот мелкие крестики. Сонная слюна протопилась в левом уголке. Он вытер губы. Снова лёг и отмахнулся.

      – Гроза? Ну и пускай себе гуляет. Зелёный нефрит мастера положили… Не страшно.

      Терентий постоял с глуповато разведёнными руками. Осмотрелся в недоумении. И даже под кровать собрался заглянуть, будто хотел обнаружить непонятный какой-то «зелёный нефрит» или тех мастеров, которые чего-то куда-то подложили.

      «Хрен разберешь тут… – Слуга надулся. – Набормочет спросонья, а ты потом ломай башку. Што вот он хотел сказать? Одному только Богу известно. Может быть, ночной горшок надо под кровать положить? Царь намекнул, а я не догадался. Горшок-то – зелёный. Как же это сразу-то я не докумекал?»

      Слуга побежал и принёс ночную вазу, расписанную какими-то весёлыми цветочками.

      Ты чего суешь мне? – удивился государь. – Ты ещё на голову мне этот горшок надень!

      Зачем на голову? – чуть слышно пробормотал слуга. – Добрые люди на задницу его надевають…

      Пожилой Терентий иногда позволял себе такие вольности; он был возле царя с самого младенчества его.

      Убери, тебе сказано! – Государь нахмурился. – Совсем уже!

      А чего «совсем»? Он же зелёный. Велено было подать под кровать.

      Да кто тебе это сказал?

      Ваша Светлость.

      Когда?

      А только што… Зелёный, говорите, положить. Ну я и подумал, горшок-то зелёный. Стесняется, думаю, наш государь. А чего стесняться-то? Дело житейское. И на старуху бывает проруха.

      Царь неожиданно рассмеялся. И так он вдохновенно потешался – чуть не упал с кровати.

      Слуга обиделся. Постоял, пожав плечами, плюнул в горшок и, сутулясь, пошёл в дальнюю свою уютную каморку.

      – Работаешь, работаешь не подкладая рук, – проворчал Терентий. – А в ответ насмешки заместо благодарности. Уйду – заплачете, не похуже дождика прольётесь…

      Молния бешено