Три шага в неизвестность. Роман. Геннадий Дорогов

меры я должен принять?

      Она отшатнулась от него.

      – Ну, чего ты взбеленился? Откуда мне знать, какие меры тебе будут необходимы? Вот когда докопаешься до истины, тогда и будешь решать, что дальше делать, – Валентина опять надула губы. – Не понимаю тебя, Тоша. Хочу как-то помочь, поддержать. А ты рявкаешь на меня, словно я и есть твой таинственный враг.

      – Да не рявкаю я. Просто взвинчен, вот и получается грубо, – он шагнул к жене, обнял за плечи. – Не сердись на меня. И прости за резкость.

      Она прижалась головой к его груди.

      – Я не сержусь. Но я хочу, чтобы ты не забывал, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

      Он погладил рукой её волосы.

      – Хорошо, я буду помнить об этом.

* * *

      Раннее утро дышало сыростью и прохладой. Ночью шёл сильный дождь. Об этом напоминали лужи и раскисшие колеи дороги, по которой понурая лошадь неторопливо тянула открытую повозку.

      Томилин зябко огляделся по сторонам.

      – Какая мерзкая погода, – проворчал он. – Сырость несносная.

      Сидящий с ним рядом барон Панкратов резонно заметил:

      – Слава Богу, дождь прекратился. Сие обстоятельство уже радует.

      Он внимательно посмотрел на своего спутника.

      – Не тужите, Пётр Викентьевич! Даст Бог – всё обойдётся.

      Томилин с усмешкой покосился в его сторону.

      – Что обойдётся, Алексей Модестович? И как обойдётся? Не утруждайте себя, друг мой. Я не нуждаюсь в утешениях.

      Повозка свернула в лес и покатила между деревьями. Лапы елей то и дело касались рук и плеч седоков, гладили их щёки.

      Возница обернулся и спросил:

      – Не желаете сделать остановку, барин? Самое время помолиться. Негоже предстать перед Господом, молитву не сотворивши.

      Томилин бросил на него хмурый взгляд.

      – Что же ты, братец, хоронишь меня преждевременно?

      – Так ить молитва – она завсегда всем полезна – и усопшим, и здравствующим. Да и Богу приятна. Глядишь, поможет он, защитит от пули. Так что, прикажете остановиться?

      Пётр Викентьевич немного подумал, потом сказал:

      – Нет, голубчик, не будем задерживаться. Поезжай без остановки. Не получится у меня нынче разговор с Богом. Душа не лежит к молитве.

      – Ну, как знаете…

      Возница опять повернулся вперёд и беззлобно хлестнул лошадь. Повозка побежала быстрее. Панкратов ещё раз взглянул на попутчика и мягко произнёс:

      – Я полагаю, граф, что совет был разумным. Мужик правильно сказал: молитва поможет. Защитит ли от пули, не знаю, но душе равновесие вернёт.

      Томилин не успел ответить. В голове вдруг послышался шум – непонятные, странные звуки, похожие на чей-то неразборчивый голос. Что ещё за бред? Он встряхнул головой, прогоняя наваждение. Но от резкого движения почувствовал острый приступ дурноты. Лицо исказила гримаса страдания. Панкратов истолковал