Крупицы золота в тумане. Даниил Горбунов

природе, послушно отдавали ей свой долг. Казалось, всё в округе какое-то неживое, что всё уснуло. Только ветер не спал, он постоянно играл со своей излюбленной игрушкой – перекати-поле.

      Хоть и не встретишь на сотни миль в округе ни одного разумного существа, повсюду всё равно чувствуешь присутствие какой-то разумной силы, присутствие чего-то необъяснимого, что можно ощутить только интуитивно. Только прислушавшись к тихой песне ветра, приглядевшись к кактусам, проследив за перекати-поле, взглянув на палящее солнце, понимаешь, что даже если в пустыне ты один, ты никогда не почувствуешь здесь себя одиноким. Потому что по пятам за тобой идёт Смерть.

      Пустыня вообще излюбленное место Смерти, знаете ли. Здесь она может отдохнуть от каждодневных трудов, вдоволь насладившись прекрасными видами полного запустения. А иногда, а в последнее время очень часто, её и в этом месте отдыха поджидает работа. Сейчас Смерть как раз витала над одной из дюн, дожидаясь людей. В некоторых случаях она любит помедлить, она считает, что когда люди сами идут к ней, то и утруждаться, то есть идти им навстречу, не нужно. Смерть вообще особа гостеприимная. Если бы у неё было постоянное место жительства, то около её дома, наверняка, был вкопан бы столбик с табличкой «Добро пожаловать». Она и поиграть с людьми любит, понаблюдать за ними, да и много ещё чего она может о себе рассказать. Но сейчас ей некогда: работа, что ни говори, есть работа.

      Да, вот они показались, точно по расписанию, как говорится. Белые фургоны, эти шхуны прерий, медленно выплывали из-за дюн. Два человека, один по имени Том, другой по имени Ричард должны были сегодня распрощаться с жизнью…

      Путешественники не на шутку встревожились, в особенности Фрэнк. Он не находил себе места с того самого момента, когда ночью всех разбудил протяжный стон Тома. Фрэнк то вертел в руках аптечку, то листал взятый с собой в поездку справочник. Но достаточно было только взглянуть на его трясущиеся руки и бегающий взгляд, чтобы понять, что хоть он и листал справочник, ничего конкретного он там не искал. Возможно, книга в руках успокаивала его и внушала мысль, что всё ещё под контролем.

      – Я… я… – шептал через каждые несколько минут Фрэнк, но так и не оканчивал начатой фразы.

      Стоны стихли, больной доживал последние часы, а, может, и минуты своей жизни. Каждая мысль Эдвина вертелась вокруг Тома. Он вспоминал их разговор в первый день, привычку друга щёлкать пальцами. Том больше никогда не будет щёлкать пальцами, никогда не доедет до приисков, никогда не вернётся в Нью-Йорк богатым человеком, как мечтал, никогда больше не увидит свою дочь.

      – Да, жалко человека, жалко, – задумчиво сказал Генри.

      Эдвин понимал, что даже Генри, который только-только к ним присоединился, сочувствует Тому. Но сочувствие нового путешественника, который никогда не видел Тома, ни в какое сравнение не шло с сочувствием Эдвина. Генри ведь не знал, что у этого несчастного осталась в Нью-Йорке семилетняя дочь. А Эдвин знал это, и мысль о бедной девочке не давала ему покоя, чуть ли