День рождения. Роман Сенчин

чается, еще кесарева не хватало.

      – Я тоже тяжело рожала.

      – Да как же, помню, Насть, помню! Я ведь дежурила там, каждые пять минут к бабке в окошко лезла: «Как там Гордеева?» Она бесилась сначала, а потом стала как со старой знакомой. Всю жизнь мне рассказала, все про больницу.

      – Не зна-аю, страшно, конечно. В тридцать четыре года первый раз, это опасно ведь, говорят.

      – Ничего, она девка крепкая – справится. И что, мы вот родили, ты в двадцать два, я в двадцать пять, теперь сидим… А она чего-ничего, а добилась.

      – Ирка всегда такой была. Все по выставкам, по спектаклям, связи все заводила. Энергия в ней настоящая, и не кончается… Что, Лер, сколько там?

      – Половина третьего доходит. Позвонить?

      – Не надо, наверно, пока. Димка, представляю, и так как на иголках, а тут мы еще то и дело. Давай хоть до трех подождем.

      – Да давай-давай!.. Что ж, я спущусь – успокоиться надо. Если б не за Дениской ехать – помчалась бы к ней туда. Прямо не терпится…

      – Мне тоже к шести надо домой. До Первой Градской на метро около часа. Туда, сюда, там еще… нет, не успею… Там, я слышала, персонал очень хороший.

      – Персонал-то персоналом, зато оборудование ни к черту. Каменный век.

      – Да ты что?

      – Ну да, разговаривала тут с врачами – как в полевых условиях, говорят, работаем.

      – Нда-а…

      Уютно затарахтел холодильник.

      – Настюш, ты ведь есть хочешь! Ну-ка, сейчас мы…

      – Нет, не надо, не беспокойся. Не хочу, Лер, честное слово!

      – Я так поставлю тогда, а то сидим за пустым столом, как эти… Один чай… Та-ак, вот масло, рыбка, сыр. Сейчас батон нарежу, сварганим с тобой бутербродиков. От нервов лучшее дело.

      – Это семга, да? Хорошо живете…

      – Игорек получил на рынке вчера. Им часто выдают рыбу… ну, в виде премий.

      – Везе-от.

      – Ай, брось ты – везет… Просто сводим тоже концы кое-как. В мастерской-то Игорь ничего не получает, копейки, заказов нет. Теперь везде ведь компьютерная графика эта, сканирование, а Игорек, кроме карандаша и красок, не признает ничего. Вот рынком и кормимся, но из-за этого три-четыре дня в неделю, считай, потеряны. Да и вообще, что за жизнь – трое суток подметает, трое суток в мастерской до ночи. Так, чтобы целый день дома все вместе – семьей – раза два в месяц получается… Боюсь, Дениска от него отвыкнет совсем… А рынок… Ну получает он в общей сложности от семнадцати до двадцати тыщ, плюс рыбные премии вот. Их рынок же по рыбе в основном. И эти еще азики-торговцы картошки когда дадут, лука, но ведь тоже не просто так. Игорек коробки за них убирает, ломает ящики, чтоб в контейнеры загрузить. Тоже – приятного мало, если задуматься.

      – А мой психует все…

      – А чего?

      – Ну как? Насидится в своей конторе, приходит вечером туча тучей. Что ни спросишь, в ответ бур-бур сплошной. В субботу весь день лежит и телевизор смотрит, в воскресенье вроде оживет, с Дашей пойдем погуляем, посидим где-нибудь, пива по бутылочке выпьем, а назавтра – опять работа. И опять неделю эти бур-бур…

      – Что ж, Настюша, что ж делать… Жизнь не совсем так складывается, как мечталось. Да и у кого так? Посмотреть по знакомым хоть… Что делать?.. Игорек тоже не слишком-то веселится, мягко говоря, тоже бурчит. Я его понимаю, конечно, – что за жизнь асфальт скрести. Сейчас вон снег валит. Так снег любила, а теперь увижу – и сразу же по мозгам, что Игорь там со скребком корячится. Потом оттепель, заморозки, значит – лед колоть… А он ведь тоже творческий человек. Картина вон на мольберте который месяц… Дениска как-то задел, уронил, она к паласу прилипла, краски тогда не засохли еще. Ну и Игорь пришел, увидел и, смотрю, чуть не плачет стоит… И понимаешь, Настюш, делать-то нечего…

      – Я понимаю…

      – Вот так.

      – Да-а… Сколько там уже?

      – Без десяти доходит. Звонить?

      – Подождем еще. В три, как решили уж… Он и сам, скорее всего, должен, когда сообщат.

      – Да ты что! Димке до этого будет, подумай! Еще и статья у него. Надо ж сошлось как – и жена в роддоме, и статью надо сдавать.

      – Правда, не позавидуешь. Хотя… хм… хотя потом, представляю, вспоминать будет, как самые счастливые минуты.

      – Ой не сглазь, Настька, ой не сгла-азь!

      – Тьфу-тьфу-тьфу. – Стук по столешнице. – Но мой Андрей часто теперь вспоминает. Как с букетом бегал туда-сюда, под окном стоял, врачей всех замучил…

      – Что ты мне-то рассказываешь?! Я же вместе с ним была, вместе бегали.

      – Да-а… – протяжный вздох, грустный и сладкий одновременно. – И такую он мне записку прислал: «Как там наша Дашенька?» Мы ведь тогда не решили еще, как назовем, а прочитала, посмотрела на нее – и точно, кроме Даши, никакое имя не подходит.

      – Вот, кстати, мне тут случай такой рассказали! Вот слушай. У одной приятельницы моей сестра рожала. А по УЗИ, по всему – девочка должна быть. Они платьишек заранее накупили, пальто розовое