Скрут. Марина и Сергей Дяченко

девок увяжется – все до наследства охочи… Признаешь ее, Тиар свою заблудшую?

      Из выпуклых глаз подмастерья градом полились слезы.

      – Признаю, – заявил Игар уверенно. – А кто мне ее покажет – с тем наследством поделюсь… Я не скупой, – и он оттолкнул от себя пострадавшего подмастерья, который тут же и пропал куда-то.

      Посетители галдели; Игарова история предложила им множество поводов для болтовни, воспоминаний и ссор. Хозяин чесал бровь и хмурился; кухарка, немолодая женщина с девичьей русой косой, шмыгнула носом:

      – В управу сходи… Прошлый год ходили со свитками, переписывали всех, и младенчиков, и собак, поди, тоже… Всех переписали, а бумаги в управе хранятся… Так там, поди…

      Игар сглотнул. Собственно, на нечто подобное он и рассчитывал слыхал когда-то, что в больших городах подчас ведется учет людским душам. Турь же – самый известный и просвещенный город во всей провинции; устами кухарки говорила сейчас сама Святая Птица.

      – Только тебе таковую перепись не покажут, – предположил хозяин, и уголок его косого рта опустился еще ниже. – Разве что взятку… А ты, сдается, голодранец?

      – …А ну, голодранец, иди сюда!.. Вот он, ребя! Вот он, крючок недобитый!..

      У дверей стояли трое, и лицо их вдохновителя было перепачкано кровью и перекошено ненавистью:

      – А ну, иди сюда! Иди, крючок, по-хорошему!

      Хозяин сплюнул сквозь зубы:

      – Ты, Величка… Дырка тебе будет, а не кредит!

      Окровавленный подмастерье растерялся ненадолго:

      – А ты крючков, что ли, покрывать?!

      Окружавшая Игара гурьба как-то постепенно рассосалась. Хозяин все еще стоял рядом, болезненно морщась: кухарка хмуро бросила от дверей кухни:

      – Совести в тебе нет, Величка… Мать твоя, как на сносях была, на жабу наступила… Всю совесть жаба и высосала…

      Подмастерье плюнул. Плевок летел удивительно долго – однако в кухарку не попал, повис на дверном косяке. Кухарка тоже плюнула – под ноги – и скрылась в кухне.

      – На улицу иди, парень, – бросил хозяин сквозь зубы. – Мне тут драка ни к чему…

      Драка, подумал Игар кисло. Трое на одного – теперь это называется драка…

      Он подмигнул окровавленному:

      – А что, правда, что твоя мать на жабу наступила?

      И, дождавшись, пока сузившиеся глаза окажутся совсем рядом, опрокинул в них содержимое стоявшей на столе перечницы.

      – …Господин архивариус не принимают.

      Прилизанный писец глядел презрительно и хмуро – на секунду Игар увидел себя его глазами. Бродяжка с синяком на пол-лица и разбитым носом интересуется вещами, которые ему ни по званию, ни по уму знать не положено. Стало быть, пшел вон.

      Стараясь повернуться так, чтобы не так бросался с глаза синяк, Игар просительно улыбнулся:

      – Так ведь… Посмотреть только. Сестру я ищу, сестра потерялась в детстве, а я ищу вот…

      – Не принимают, – бросил писец уже раздраженно. –