Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс. Сборник

вообще схлопывается под бременем страха, беспочвенных надежд, племенных чувств или экстаза, мы понимаем, что этот человек «религиозный».

      Сейчас границы между действительно интеллектуальными дисциплинами мало что определяют, кроме университетских бюджетов и зданий. Является ли Туринская плащаница средневековой подделкой? Это, конечно, вопрос к историкам и археологам, но возможность измерить возраст материала с помощью радиоуглеродного анализа привлекает к делу также химию и физику. Реальное различие, которое должно нас заботить – и которое на самом деле является sinequanon научного подхода, – это различие в качестве доказательств: чтобы поверить во что-то, одному человеку требуются хорошие, надежные, веские доводы, а другой удовлетворяется плохими и шаткими.

      Научный подход можно применить в любой ситуации. В самом деле, если бы доказательства подлинности Библии и воскрешения Иисуса Христа были хорошими, то можно было бы принять доктрину фундаментального христианства как научную. Проблема, конечно, состоит в том, что эти свидетельства либо очень плохого качества, либо их просто не существует – отсюда и барьер, который мы возвели (на практике, а не принципиально) между наукой и религией.

      Непонимание этой проблемы породило много странных идей о природе человеческого знания и о пределах науки. Люди, которые боятся вмешательства научного подхода – особенно те, кто настаивает на уважении к вере в того или иного бога Железного века, – часто в уничижительном смысле используют такие слова, как «материализм», «неодарвинизм» и «редукционизм», словно эти доктрины непременно связаны с самой наукой.

      Конечно, у ученых есть хорошие причины для того, чтобы быть материалистами, неодарвинистами или редукционистами. Однако наука не обязывает ученого выбрать какую-то одну из этих доктрин, а сами эти доктрины не обязывают следовать им всем одновременно. Если бы существовали доказательства в пользу дуализма (существование нематериальных душ, реинкарнация), то можно было бы быть ученым, не будучи материалистом. Но доказательства здесь чрезвычайно слабые, поэтому практически все ученые в том или ином смысле материалисты. Если бы нашлись доказательства, опровергающие эволюцию путем естественного отбора, то можно было бы быть научным материалистом, не будучи при этом неодарвинистом.

      Но так уж получилось, что общая схема, предложенная Дарвином, устоялась в науке не хуже других схем. И если бы появились доказательства, что сложные системы порождают явления, которые не могут быть поняты через составные части системы, то можно было бы быть неодарвинистом, не будучи редукционистом.

      Большинство ученых оказываются в такой ситуации по чисто практическим соображениям, потому что все отрасли науки, кроме физики, вынуждены пользоваться идеями, которые не могут быть поняты исключительно посредством частиц и полей. Многим из нас случалось вести «философские» дискуссии о том, как быть с этим тупиком в объяснениях. Если мы не можем предсказать поведение цыплят или молодых