А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем. Марк Ефимович Альперович

языка и литературы. Обычно в школу ходила Людмила. Тогда он вспомнил этот вопрос сына.

      Лидия Игнатьевна, о которой с восторгом отзывались все ученики, включая Сережу, привела Ефима в класс. Прежде чем закрыть двери, боязливо выглянула в коридор, затем подчеркнуто плотно прикрыла дверь и после длительной паузы сказала:

      – Я не имею своих детей, а потому каждого ученика класса люблю как своего. Ваш Сережа бесспорно даровитый мальчик, начитанный, умный, но… его ждет беда, он растет антисоветчиком.

      Ефим от страха побледнел.

      – Не скрою, я наводила справки о вас, отзывы самые положительные. Хорошо знаю вашу супругу, тут тоже нет вопросов. Но откуда берется нигилизм Сергея, мне совершенно непонятно.

      – В чем же это заключается? – с трудом выдавил из себя Ефим.

      Лидия Игнатьевна опасливо оглянулась на дверь, затем достала из сумочки смятый листок бумаги и протянула его Ефиму. Тот глядел в листок, ничего не понимая. На листке бумаги рукою Сергея были нарисованы чертики, звезда, свастика, поросенок и несколько известных лозунгов: «Сталин – наша слава боевая. Сталин – наш отец родной. Сталин и Ленин – близнецы братья».

      – Ну и где же тут антисоветчина? – спросил Ефим.

      – На прошлой неделе нашу уборщицу забрали в НКВД за то, что она положила тряпку за портрет товарища Сталина.

      – Лидия Игнатьевна, так рассуждая, можно обвинить в антисоветчине любого. Мой, лоботряс, от нечего делать на уроках рисовал эту чертовщину, за что он получит по заслугам, но он еще слишком мал, чтобы быть антисоветчиком.

      – Мал, говорите? – с возмущением спросила Лидия Игнатьевна и достала из стола тетрадку. – А что вы на это скажите?

      Ефим раскрыл тетрадь, где красным карандашом была подчеркнута орфографическая ошибка в слове «кристальный». Тем же карандашом был поставлен знак вопроса на полях, где в предложении, после слова «Сталин», был пробел.

      – Это диктант, текст которого был взят из газеты.

      Ефим вопросительно посмотрел на учительницу.

      – Далее шло: «Сталин – наш отец родной».

      – Но, может быть, он не расслышал слов или отвлекся.

      – На следующем уроке литературы я вернулась к разбору диктанта, так как у многих плохо с орфографией. Я вызвала к доске Сережу и попросила ряд предложений, в которых были сделаны ошибки, написать на доске. Как только я дошла до этого, – многозначительно подчеркнула Лидия Игнатьевна, – предложения, Сережа сослался на боли в животе и выбежал из класса.

      Теперь Ефим все понял. Он вспомнил сентябрьское воскресенье 1940 года и вопрос Сережи.

      – Я люблю вашего сына, наверное, больше других учеников. Как вдохновенно он читает стихи, кстати, особенно Владимира Маяковского! Когда он читал «Советский паспорт», я не выдержала и поставила в журнале три пятерки.

      – Ну, вот видите, – несколько облегченно произнес Ефим.

      Лидия Игнатьевна не отреагировала на это восклицание и продолжала:

      – Я