Легкое пламя. Триллер для двоих. Нина Щербак

а только страшно дулся на пионервожатую в течение целого года. Зато среди одноклассников он стал негласным героем, и за это его особо невзлюбил Кирилл. В тоже лето, в этом же ЛТО Славка притащил Маше целый ящик мороженого, которое долго хранилось потом в ее холодильнике, на радость маме и подруг, которые только и расспрашивали о том, что будет дальше, и будет ли. Тогда же Маша завела дневник, где расписывались все, кто приходил к ней на день рождение, и где Славка впервые официально написал, что нравится ему только она.

      Когда начинался учебный год, радовалась этому событию все. Осенние сумерки, стальной холод, крадущийся вдруг под кофту и вдруг – ниоткуда взявшееся – внутреннее блаженство. Краски багряные, красно-желтые, такие густые, как на мольберте, выставленном прямо на улице: медленно накладываются кистью, а застывшая разноцветная масса в какой-то момент отваливается, шелушится на холсте, как согнувшийся в три погибели резиновый каскадер-игрушка на стекле в метро, куда ее с размаху бросил что-то тараторящий продавец. Из школы Кирилла все время выгоняли. В основном, за глупые шутки, прогулы, записки под партой. Много позже Маша поняла, что было это все-таки из-за его родственников – научных корифеев и антикоммунистов. Славку, напротив, в школе любили. Его отец никогда не высказывался на родительских собраниях и никогда их не посещал. Славка рос подобно травке во дворе, но было в нем что-то очевидно бойкое, мальчишеское. Честность, прямота, ясность мысли. Учился он неважно, но был с ранних лет, как говорится, «с руками»: чинил под партой замок, который только что нашел по дороге, выпиливал из дерева ажурный кораблик, мог решить четыре варианта контрольной по математике. Впрочем, и это было неважно. Любили его, как обычно любят – просто так.

* * *

      В том же Тунисе их с Кириллом поселили в странной гостинице. С бассейном и множеством крыс, которые появлялись в самый неожиданный момент из-под кровати или из щели в полу ресторана. Известный анекдот «хорошо, что слоны не летают» мог бы быть переделан в тунисский вариант, «хорошо, что не летают африканские крысы». Туристов тоже расселили как-то странно, по одному человеку в номер и к незнакомым людям.

      Рано утром они встречали с Кириллом восход в песках. За считанные минуты зашли далеко-далеко, в пустыню. Обдувало холодным ветром. Белым огнем горели широкие снежные полосы неба, которое вдруг померкло, воздух потемнел и буря, докатившись смерчем, закрутила пыль над равниной, тучей помчала ее над садами и промеж мраморных колонн. Стало темно, а потом, в один момент, небо расправилось, как осветило гигантским прожектором изнемогающую равнину. Желтая громадина вдруг показалась из-за песка, белый луч, розово-пурпурный, красный отражались теперь в изумрудном песке, словно в прозрачной воде. Солнце из грозовых туч озарило пески сильно и резко. Темно-сизый фон неба еще более усиливал яркость зелено-грязной земли.

      – Ты видел? – спросила Маша.

      – Ну, видел, – ответил Кирилл.

*