Разум или чувства. Sense or Sensibility. Милана Смоленская

Никак. Как не как, пук не пук…

      – Нормально, — Милана улыбнулась и неопределённо пожала плечами.

      По сути, уже нормально. Ещё не хорошо, но и уже не плохо. Просто пусто.

      Я всё сделала именно так, как сделала бы я. Это моя жизнь

6—7 мая 2009

      – Почему ты так рано вернулась? – спросила Милана, не желая говорить о себе и своих неоформившихся чувствах.

      – Скучно без тебя, — Ребекка улыбнулась, вновь угощаясь «Nutella».

      – Там не было никого симпатичного, да?

      Милана проницательно посмотрела на неё и попробовала отнять свою банку, но у Ребекки была цепкая хватка.

      – Ну да, это тоже. Никого интересного, — смеясь, признала подруга. – Короче, вся эта сладость – это конечно мило. Но, знаешь, что говорят?

      Не понимая, куда она клонит, Милана отрицательно покачала головой.

      – Жизнь подсунула лимон – пей текилу! – бодро закончила Ребекка и, оставив банку на тумбочке, потянула Милану с кровати. – Пойдём, тебе надо выговориться.

      – Думаешь, текила поможет?

      Милана, не сопротивляясь, последовала за ней на маленькую кухню.

      – Не думаю – знаю! Если настроение кислое, а на сердце – соль, не хватает всего одного ингредиента…

      – Хуанито-гусанито – для полной депрессии, – мрачно закончила Милана.

      – Для полного счастья, глупая!

      – От безысходности хочется градусов – в ход идут кактусы…

      Ребекка вновь рассмеялась и принялась готовить своё лекарство.

      – Ну, что, рассказывай, почему ты такая убитая и кто он такой, этот твой Хуанито! – потребовала она, придвинув к Милане рюмку текилы.

      Nutella, соль, лимон. Если в мыслях такой бардак, почему бы и не смешать вкусы?! Главное сейчас – не прислушиваться к себе. А чтобы себя не слышать, надо говорить!

      И Милана начала рассказывать историю своих отношений с Али. Сначала она говорила сбивчиво, но с каждым оживающим воспоминанием речь становилась более связной, и Милана чувствовала, как постепенно ослабевал какой-то плотно затянутый узел, о существовании которого она не подозревала, но из-за которого уже вторые сутки не могла дышать полной грудью.

      Она говорила, и на душе становилось легче. А Ребекка слушала. Восклицала там, где нужно и там, где Милана не видела поводов, задавала удивительно правильные вопросы, громко одобряла какие-то поступки Миланы, а над некоторыми смеялась так заразительно заливисто, что сама Милана вскоре поняла, что ей тоже вдруг стало смешно.

      Вслух вспоминая прошлое, казавшееся таким определённо грустным, она хохотала до слёз, и эти новые текильные слёзы стремительно смывали налёт сожалений и грусти с её чувств.

      Может, дело не в текиле? Может, мне просто уже давно надо было с кем-то поговорить по душам?

      – Синий омар?! Face-palm, — просипела обессилившая от смеха Ребекка.

      Милана закончила свой рассказ сценой в «Maison Blanche», твёрдо решив никому и ни при каких обстоятельствах