Империя должна умереть (фрагмент). Михаил Зыгарь

может быть в каторгу? А?

      – Не думаю.

      – А в Петербург можно мне ехать?

      – Зачем тебе в Петербург?

      – Рабочие ждут. Можно?

      – Пути всего одна ночь.

      – А не опасно?

      – Может быть и опасно.

      – Как ты думаешь, если вызвать рабочих сюда или в Выборг? Паспорт у тебя есть?

      – Есть.

      – Дай мне.

      – У меня один.

      – Все равно. Дай.

      – Ведь мне самому нужен.

      – Ничего. Дай.

      – Слушай, не могу же я остаться без паспорта.

      – Дай.

      Савинков дает Гапону фальшивый паспорт на имя Феликса Рыбницкого. Дальше, по словам Савинкова, диалог продолжается:

      – Так ты думаешь – повесят?

      – Повесят.

      – Плохо. Живым не сдамся! – заканчивает разговор Гапон, хватая лежащий у постели заряженный браунинг.

      Свои воспоминания Савинков напишет много лет спустя – очевидно, что в 1905 году он намного более вежлив с Гапоном. Более того, Гапон для него – неоспоримый авторитет, поэтому он и отдает ему беспрекословно свой единственный фальшивый паспорт.

      Савинков добирается до Женевы даже без паспорта. После недолгого совещания с Гоцем руководители партии решают, что обвинение против Азефа – клевета, а Татаров и правда шпион. Они его допрашивают, и он окончательно закапывает себя, путается в показаниях, да еще к тому же пытается обвинить Азефа. Савинков берет организацию убийства Татарова на себя. Он оскорблен и возмущен. Савинков уверен, что это из-за предателя в терроре случился вынужденный перерыв – за полгода Боевой организации не удалось никого уничтожить.

      Уже получив санкцию на убийство, он встречает на улице Афанасия Матюшенко, бывшего зачинщика восстания на броненосце «Потемкин». Матрос недавно виделся с Гапоном и восторженно рассказывает Савинкову, что «батюшка снарядил» корабль, который вез оружие в Петербург, «во время взрыва на корабле находился, едва-едва жив остался». А после этого, говорит Матюшенко, Гапон два месяца прожил в Петербурге и создал там «Рабочий союз». Из этого простодушный матрос делает такой вывод: «Эсэры… Эсдеки… Надоели мне эти споры, одно трепание языком. Да и силы в вас настоящей нету. Вот у батюшки дела так дела…»

      Савинков взбешен. Он знает, что Гапона не было на судне во время взрыва. И что в Петербурге Гапон не был, а, прожив в Финляндии дней десять, вернулся за границу, так и не учредив никакого «Рабочего союза».

      Через несколько дней Савинков встречает в Женеве самого Гапона – и сразу же начинает орать на него, обвиняя его в обмане.

      «Как ты смеешь говорить мне, Гапону, что я лгу?» – возмущается Гапон. И требует у ЦК партии эсеров организовать третейский суд между ним и Савинковым. Савинков отказывается.

      Рождение Советов

      Для нескольких сотен искренних фанатов Гапон, конечно, остается самым любимым персонажем, но его уже давно нет в Петербурге, и у рабочих появляются новые герои. Один из них – тезка Гапона,