Учебник рисования. Максим Кантор

надо позвать милицию, – воззвал к присутствующим Соломон Моисеевич, – я определенно настаиваю на своем мнении.

      – Вот ты и позови, – сказала Татьяна Ивановна, – вечно других подначиваешь.

      – Я подначиваю? Просто не знаю номер телефона.

      – Всегда все должны делать другие. А ты, барин, приказы шлешь.

      – Никогда не звоню в милицию, – надменно сказала Елена Михайловна, – я милицию презираю.

      – Я выйду и поговорю, – сказал Павел. – Сейчас.

      – Успокойтесь, в проститутках ничего опасного нет.

      – В конце концов, лучше проститутки в соседях, чем ГБ.

      – Да уж, не тридцать седьмой год.

      – И не семьдесят седьмой. Помните, как мы книги жгли?

      – «Архипелаг» сожгли, а Соломон на всякий случай еще и «Винни-Пуха» спалил.

      – Дед всегда ждал ареста.

      – А помните, Соломон считал, что его прослушивают?

      – Дед думал, что за ним из телевизора подглядывают, и накрывал телевизор пальто.

      – Кстати сказать, тем самым испанским пальто – вот когда пригодилось.

      – А вдруг правда подглядывали?

      Крики усилились. Слушать их было неприятно.

      – А почему вы считаете, что это не ГБ? – беспокойно спросил Соломон Моисеевич. – Вполне возможно, что истязают кого-то. Да-да, времена возвращаются.

      – Кого сейчас ГБ истязает, помилуйте, Соломон Моисеевич. Комитетчики бедствуют, им не до нас. Зарплата копеечная; бедолаги крутятся, чтобы деточек прокормить. Госсекреты продают – да вот беда: не берет никто. Им только рихтеров сейчас ловить. Какой с вас навар, – и Голенищев принялся объяснять Соломону Моисеевичу особенности российского бюджета. Рихтер слушал и ничего не понимал.

      – В пятьдесят втором, – сказал он, – меня взяли по доносу соседа.

      – Хорошие люди были, приветливые, – не замедлила с репликой Татьяна Ивановна. – Если бы не твое барство, если бы не твое всегдашнее наплевательство, ничего бы не случилось. Зачем ты их до этого довел, зачем? Тебя сколько раз звали с людьми посидеть в праздники, а ты с ними даже на лестнице не здоровался.

      – Согласись, бабушка, это не повод для доноса.

      – Сосед потом так плакался, так убивался! Он ведь не по злобе – так, от обиды. Довели человека. Ты ведь кого хочешь своим барством доведешь.

      – Дед чудом не погиб в лагерях. Если бы не реабилитация пятьдесят третьего…

      Что они знают про лагеря, думал Кузнецов. Лишь бы языком молоть. Кого из них по-настоящему прогнали через парашу, кто из них хлебал баланду? Сунуть бы любого из вас на пару часов в колонию в Сыктывкар. Что за повадка у людей, все время врать. Рассказать бы им, как бывает.

      – По крайней мере, шпану в соседней квартире никто из нас не провоцировал.

      – Время смутное, нечисть из всех щелей лезет.

      – Такая страна.

      – Милиции нет, комитетчиков нет, распустились.

      – Сталина на них нет.

      Кузнецов хотел было высказать свое мнение на этот счет, но опять удержался. Это они не в том смысле говорят, подумал