Учебник рисования. Максим Кантор

Не верьте: только партизанская кухня имеет вкус. Остальное – трава для скотов. Я помню несколько ошеломляющих рецептов.

      Старуха поправила бант на плоской груди, двинулась прочь из кухни. На пороге она царственно повернулась и низким голосом добавила:

      – Мыши веселятся, когда кошка ложится спать. Но веселятся недолго.

      И, произнеся эту странную реплику, вышла, тяжело и медленно двигая сухими ногами.

      – Она сумасшедшая? – спросил Струев.

      – Просто привидение. Не верите? Тогда скорее выгляните в коридор, я вас прошу, – там никого уже нет. Она растворилась.

      – Верно, я утром встретил старуху, а потом она растаяла в воздухе.

      – Иногда она растворяется прямо в комнате. Была – и нету.

      – А появляется она, – сказал Струев, – я полагаю, в полнолуние.

      – Появляется всегда неожиданно, надо ждать всякую минуту. Обыкновенное домашнее привидение, но мирового значения, знаете ли. Мы держим у себя призрак ушедшей эпохи. Бродил призрак коммунизма по Европе, а на старости лет поселился у Ивана Михайловича Лугового. Вы боитесь привидений?

      – Гостей пугаете? – спросил Струев.

      – Иван Михайлович любит гостей дразнить. Немецкого посла, фон Шмальца, она до полусмерти напугала рассказами про Эрнста Тельмана. Рот фронт, говорит, Ганс! Ох, а что было с отцом Николаем! – и Алина засмеялась, качая грудями. – Марианна Карловна сказала ему, что Бога нет, назвала его зажравшимся лицемером и пообещала отправить на Соловки. Лопату тебе в руки, попик! Батюшка чуть не подавился бараньей лопаткой. Весь аппетит пропал.

      – Откуда она у вас?

      – Иван Михайлович с последним ее мужем дружил. Вместе начинали, инструкторами ЦК. Но тот в зрелые лета размяк, стал либеральничать, отказываться от карьеры. Был фигурой, а стал пенсионером-алкоголиком. Она его тут же бросила. Он и умер от пьянства.

      – А дальше?

      – Где-то она прожила лет десять. По посольствам, полагаю – Куба, Чили. Иван Михайлович ее нашел, взял в дом. Вот подобрали мне компаньонку. Иван Михайлович гордится ею как фамильным привидением. Специально заводит гостей в ее комнату, чтобы напугать.

      – Сколько ж ей лет?

      – Угадайте.

      – Восемьдесят? Больше?

      – Сто.

      – Вы шутите. Это неправда.

      – Неправда, действительно. На самом деле старухе уже сто пять. Она принимала участие в легендарном съезде большевиков в Лондоне в девятьсот третьем году, ей уже тогда двадцать три года было, вовсю романы крутила. Вот и считайте.

      – То есть родилась в восемьсот восьмидесятом. Как Пикассо, – уточнил Струев машинально, – но это невозможно.

      – Отчего же? Пикассо тоже был ее любовником. Полистайте альбомы – полно ее портретов. Но и без него хватало народу. – В устах Алины фраза прозвучала не обвинительно, но уважительно. – Четыре мужа, три партии, два гражданства. Работа призраком – дело бессрочное, на пенсию не отпустят. Марианна Карловна Герилья – настоящий призрак коммунизма.

      – Какая