Китай-город. Петр Боборыкин

в длинноватый темно-кофейный сюртук и белый галстук. Он носил окладистую бороду, белее волос на голове. Работал он стоя перед конторкой. При входе племянника он отпустил молодца, стоявшего у притолоки.

      Они поцеловались.

      – Чаю хочешь? – спросил дядя.

      – Пил, дяденька.

      Евлампий Григорьевич не отстал от привычки называть его «дяденькой» и у себя на больших обедах, что коробило Марью Орестовну. Он не рассчитывал на завещание дяди, хотя у того наследниками состояли только дочери и фирме грозил переход в руки «Бог его знает какого» зятя. Но без дяди он не мог вести своей политики. От старика Взломцева исходили идеи и толкали племянника в известном направлении.

      – Ну, что же скажешь? – спросил Взломцев, снял очки и заткнул гусиное перо за ухо. Стальными он не писал. Глаза его, черные, умные и немного смеющиеся, говорили, что долго ему некогда растабарывать с племянником.

      – Да вот, – начал, заикаясь, Нетов и поглядел на лацкана своего фрака, отчего почувствовал себя беспокойнее, – как насчет Константина Глебовича, он засылал просить… пожаловать к нему… слышно, завещание составил…

      – А нешто очень плох?

      – Плох, не доживет, говорят, до распутицы.

      – Что ж… мы не наследники, – пошутил старик, – за честь благодарим…

      – Я вот сегодня хочу к нему заехать в полдень; так… узнать, когда он желает вас просить?

      – Да, чтобы верно было… и день и час… Коли может, так вечером. Тут ведь история-то короткая. Читать мы завещание не станем.

      – Конечно-с. Только у него есть расчет на душеприказчиков.

      – Я не пойду. Так ему и скажи, чтоб извинил меня. Есть люди молодые. Да и своих делов много… Где мне возиться?.. Еще кляузы пойдут! Жена остается… А он ей вряд ли много оставит.

      – Я полагаю, что не много… Так, на прожитье.

      Помолчали.

      – Жаль его, – выговорил дядя, – пожил бы.

      Нетов вздохнул на особый манер.

      – С ним много для тебя уходит, Евлампий… Чувствуешь ли ты?

      – Помилуйте, дяденька!

      – Надо тебе другого Константина Глебовича искать.

      – Где же сыщешь?

      – Да, ноне, братец, не та полоса пошла… Он для своего времени хорош был… Ну и события… Герцеговинцы… Опять за Сербию поднялись, тут, глядишь, война. А нынче тихо, не тем пахнет.

      – Да, да, – повторил Нетов, отводя глаза от дяди.

      – Ты достаточно у Лещова-то в обученье побывал. Пора бы и самому на ноги встать. Не все на помочах. Ты, брат, я на тебя посмотрю, двойственный какой-то человек… Честь любишь, а смелости у тебя нет… И не глуп, не дурак-парень… нельзя сказать; а все это – как нынче господа сочинители в газетах пишут – между двумя стульями садишься… Так-то…

      Старик добродушно рассмеялся.

VI

      У дяди своего Нетов чувствовал себя меньшим родственником. К этому он уже привык. Алексей Тимофеевич делал ему внушения отеческим тоном, не скрывал того, что не считает племянника «звездой»,