Китай-город. Петр Боборыкин

где лампа и две свечи за карточным столом оставляли темноту по углам.

      Рубцов загляделся на свою «сестрицу».

      – Вам, тетенька, бай-бай? – спросила Анна Серафимовна.

      – Я на полчасика… Ты посидишь?

      – Детей я не видала с утра.

      – Не съедят… Ну, я пойду, велю вам сладенького подать.

      Тут только Анна Серафимовна вспомнила про ананас. Его сейчас принесли. Тетка была тронута и сказала шепотом:

      – Пускай постоит! Тем не стоит давать.

      Согнутая спина старухи, с красивыми очертаниями головы, исчезла в дверях следующей комнаты.

      Рубцов указал Анне Серафимовне на два кресла у окна.

      – Курите?

      – Нет!

      – Папенька не позволял? Он ведь на этот счет строг был.

      – И у самой охоты не было.

      Ей делалось все ловчее с ним и задушевнее, хотя он и не смотрел особенно ласково. Домашние обиды и дрянность мужа схватили ее за сердце, но она подавила это чувство. Она не станет ему изливаться. После, может быть, когда сойдутся совсем по-родственному.

      – У вас сколько же деток? – спросил он, закуривая собственную хорошую сигару.

      – Двое: мальчик и девочка.

      – Красные детки? – Про мужа он не стал расспрашивать – она догадалась почему; сказал только вскользь: – Супруга вашего показали мне раз на выставке, в Париже.

      Однако она сообщила ему, между прочим, когда подали им фрукты и конфеты, что берет все дело в свои руки.

      – Ой ли? – вскрикнул он и встал.

      Тут он расспросил ее про размеры дела, про мануфактуры мужа и про ее суконную фабрику. О фабрике она говорила больше и заохотила его посмотреть, и про свою школу упомянула.

      – Хвалю! – кратко заметил он.

      С директором у ней мало ладу, а контракт его еще не кончился. Директор – немец, упрям, держится своих приемов, а ей сдается, что многое надо бы изменить.

      – Вы бы заглянули, – пригласила она.

      – Как, вроде эксперта? – спросил он с ударением на «э».

      – Вот, вот!

      Прибежала Любаша угощать их «своими конфетами», поднесенными ей Мандельштаубом.

      – Маменька-то, – рассказала она им, – ни с того ни с сего генеральшу прикармливать стала, а та у ней серебряный шандал и стащила.

      – Ах! – пожалела Анна Серафимовна.

      – Да, все вышли, а она и стибрила. Зато настоящая генеральша… У ней кто чином выше из салопниц – тот ее и разжалобит скорее.

      Они ничем не поддержали ее балагурства. Любаша убежала и крикнула им:

      – Естественный подбор!..

      Анна Серафимовна поняла намек. Рубцов крякнул и мотнул головой.

      – Чудеса в решете, – начал он. – Москательный товар и происхождение видов Дарвина… и приживалки-генеральши!

      – Нынче так пошло, – точно про себя заметила Анна Серафимовна.

      – Да, на линии дворян, как мне на той неделе в Серпухове лакей в гостинице сказал.

      Так они и проговорили вдвоем. Она узнала, что Рубцов еще не поступил ни на какое место. Всего больше рассказывал он про Америку; но у янки не все одобрял,