О конституции и парламентаризме в России. Владимир Герье

собрания, т. е. вернуться к доисторическим временам, снова сыграть среди общей анархии роль варягов над русской землей, княжить над нею и установить в ней свой порядок. Для членов и приверженцев этой партии обнародованная в основных: законах конституция есть только ни для кого не обязательный «листок бумаги», который можно заменить другим, ибо бумага все терпит. При таком взгляде на дело конституционный порядок не в состоянии упрочиться в стране [и] придется трепетать между диктатурой пролетариата и разбоя и направленной против них военной диктатурой. Но и со стороны защитников порядка и конституции приходится встречать неправильное к ней отношение, способное поддерживать смуту в умах и тормозить успешный ход дела в новой Государственной думе. Есть защитники конституции, советующие примириться с нею, довольствоваться ею, «хотя она и не полного, не парламентского типа».

      В чем же неполнота русской конституции? Публицист, чьи слова мы привели, очевидно, полагает, что все конституционные государства однородны и принадлежат к одному типу, с тою только разницею, что в одних этот тип проявляется вполне – это государства парламентарные, в государствах же непарламентарных этот тип еще не «закончен», еще недоразвился.

      Такое представление теоретически неверно, как мы сейчас поясним. Но теоретические ошибки часто бывают менее вредны, чем практические выводы, на которые они наводят. Так и в данном случае. Кому же охота оставаться при незаконченном, несовершенном государственном типе? Особенно, когда переход к «законченному» кажется таким легким? Тот же публицист указывает путь к этому: «парламент», говорит он, «есть не более, как ярмарка, где торгуются, где приобретают политическое право по возможно сходной цене». Нельзя одобрить применение к деятельности государственных органов гостиннодворского обычая ножевой линии в Москве – торговаться до зареза, чтобы дешевле приобрести. В государственных вопросах должен стоять на первом плане принцип государственной целесообразности, а не частный принцип купли-продажи. Проведение этого последнего принципа во второй Думе сделало бы ее в такой же степени неработоспособною, какою была первая Дума, по признанию многих ее собственных членов.